Публикация И.М.Яковлевой

 

    




Двоюродный брат моего мужа –

Андрей Николаевич Алексеев,

 с которым мы дружны многие годы – серьёзный социолог. Проблемы, которыми он живёт, интересны и нам с мужем, а, стало быть, возможно, и кому-то из наших друзей, моих читателей.

     Ниже материалы о вышедшем в 2011 году четырёхтомнике (А.Н.Алексеева и Р.И.Ленчовского), а сегодня, 17.05.2012, рада поздравить Андрея с новой публикацией. Помещаю здесь информационное письмо со ссылкой на эту новую работу.


17.05.2012


Уважаемые коллеги!

Сообщаю, что сайт <<Международная биографическая инициатива>> недавно пополнился еще одним, довольно крупным (около 500 стр.) произведением  <<оригинального жанра>>:

А. Алексеев, Б. Докторов. 

В поисках Адресата (Переписка двоих с постепенным расширением круга тем и участников. Февраль - октябрь 2006 г.).  

- http://cdclv.unlv.edu//archives/correspondence/aa_bd_letters.pdf.


Из Предисловия:

     <<Эта книга написалась нечаянно. В 2006 г. один из ее авторов - А. Алексеев - еще не освоив электронной почты и Интернета, откликнулся на призыв своего коллеги и многолетнего друга, <<российского американца>> Б. Докторова - вступить в электронное общение  по поводу автобиографического интервью on line. 
     Беседа разворачивалась неторопливо содержательно, однако стремительно технологически и затронула множество разнообразных тем, кроме биографической. Здесь - и методология и методика истории новейшей российской социологии <<с человеческим лицом>>,  и текущие <<подробности жизни>> обоих корреспондентов, и анатомия одного судебного процесса, в который один из корреспондентов (А. А.) оказался в то время вовлечен,и размышления о <<драматической социологии>>; и все это  на фоне зарождения и развертывания уникального сетевого проекта - сайта <<Международная биографическая инициатива>> (его создатели - Д. Шалин и Б. Докторов), так что и история названного интернет-ресурса в числе предметов обсуждения.
     Роскошь профессионального и личностного общения,  подкрепленная техническими возможностями Интернета, сохранялась в электронных архивах двоих корреспондентов, и не только их самих, поскольку почти с самого начала в этот эпистолярный обмен оказались вовлечены ближайшие друзья обоих, которые либо выступали техническими посредниками, либо получали копии и иногда на них реагировали. Этот <<Ближний круг>> постепенно расширялся, как в силу общеинтересности обсуждаемых тем, так и в силу обретения участниками соответствующих техничкеских навыков.
     Уже тогда у автора этих строк возникла идея составления своего рода   эпистолярной хроники (обозначение жанра пришло позднее), которая   поначалу стать  книгой вовсе не претендовала (просто склад писем в   хронологической последовательности). Несколько лет этот материал   пролежал невостребованным. Правда, некоторые фрагменты настоящей переписки так или иначе использовались обоими авторами (особенно А.   Алексеевым)  в своих <<академических>> (и не только!) трудах. Основной   же (изначально предполагавшийся)  <<продукт>> совместной работы -   автобиографическое интервью А. А. - так и остался незавершенным. Чуть   ли не случайно этот материал был обнаружен недавно в электронном   архиве автора этих строк, чтобы затем лечь (в качестве отрывка,   фрагмента) в книгу А. Алексеева и Р. Ленчовского <<Профессия - социолог...>> (2010).
     Однако попутные и побочные продукты этого обмена письмами, и - шире - сам. ПРОЦЕСС эпистолярного общения, как таковой, оказались, пожалуй, интереснее и значимее отдельных, частных  РЕЗУЛЬТАТОВ. И вот его-то и хотелось бы сегодня представить читателю, как некую само-ценность, каковой она может оказаться и не только для непосредственных участников, но и, возможно,  для тех <<посторонних>>,  кто захочет перелистать или даже углубиться в эти страницы.
     Замечу, что наряду с собственно перепиской сюда включены (иногда прямо <<в теле>> письма, а иногда автономно) более или менее целостные и  законченные произведения, из которых одни уже опубликованы в тех или иных печатных изданиях и/или размещены в Сети, а иные - до сих пор света не видели (во всех случаях  сделаны соответствующие ссылки и оговорки). Такие вставки, а также документальные вкрапления в эпистолярную хронику отражены и в оглавлении. <...> Ни одно слово в текстах писем не поправлено (кроме заведомых опечаток). Зато немало изъятий (как правило, помеченных <...>) -  в основном технических (во избежание повторов отдельных фраз или значительных кусков текста, что заурядно в электронной переписке), но также и содержательных, если тот или иной автор посчитал нежелательным обнародование соответствующей части личного письма.
     Вместе с тем, некоторые текстовые повторы намеренно сохранены, чтобы читатель мог воспринять один и тот же текст как в процессе зарождения - фрагментированным и в контексте личного письма, так и <<в готовом виде>> - целостно и обособленным, отделенным от других сюжетов. <...> Таким образом, оказывается возможным <...> проследить процесс трансформации коммуникации другому (письмо), имеющей персонального адресата,  в коммуникацию другим (статья), адресованную анонимной аудитории.
     С учетом сказанного, выстроена и структура настоящей работы. Часть 1 - Эпистолярная хроника, как таковая. Часть 2 - Труды обоих корреспондентов, выросшие из этой переписки и / или сопряженные с ней тематически  и стилистически. <...>
       Хочется думать, что данная работа может заинтересовать читателя как в плане содержания, так и в плане метода.

 А. Алексеев. Январь 2011>>.


А вот из Послесловия:

     <<Началом этой необычной книги послужило мое электронное письмо Андрею Алексееву, отправленное ему 20 февраля 2006 года, точно шесть лет назад. <...> Шесть  прошедших или промелькнувших лет дают повод для осмысления той уже давней переписки. Главное: она <<ушла в песок>>, не оставив следа, или дала какие-то всходы? Почему именно этот вопрос я задаю себе, в чем вижу его смысл?  Ведь в начале нашей переписки никакие далеко идущие цели не формулировались, она начиналась просто как обмен письмами давно не общавшихся друзей-коллег. С моей стороны то был своего рода отчет о проделанном в последние годы и бытовые зарисовки. Более того, и позже никакие ориентиры, границы обсуждений не обозначались. И поэтому, зачем искать итог переписки, которая к тому же не завершилась, а продолжается?
     В моем понимании эта книга приоткрывает и для ее соавторов, и для тех, кто ее пролистал, особенности процессов возникновения тематики социологических исследований, происхождения понятийных конструкций, поисков стиля, формата, языка социологии. Названная проблематика давно осознана историей и социологией социологии и в разных научных парадигмах предложены подходы к ее решению, но многое все равно требует принципиального прояснения. <...>
      Естественно предположить, что активное освоение учеными всего мира электронной почты, а в последние годы - блогосферы породит новые традиции эпистолярной научной коммуникации. Мне не известны работы в этой области, однако легко допустить, что сетевое общение охватывает большое число исследователей и дает огромные возможности для обсуждения разного рода научных проблем. Изучение содержания такой переписки может дать ценную информацию для методологов и историков науки, для познания механизмов научного творчества.
      Полагаю, что в советской / российской социологии личное письмо как метод распространения научной (социологической) информации и теоретико-эмпирических обобщений был внесен Андреем Алексеевым в начале 1980-х в его серии <<Писем Любимым женщинам>>. Это были неформальные описания событий, происходивших в жизни рабочего-социолога, его наблюдений, его рефлексия и опыт саморефлексии. Они адресовались <...> социологам и журналистам, которых Алексеев знал многие годы и которые понимали не только написанное, но и то, что он не мог написать, оберегая их и себя. Не случайно по завершении этого цикла он писал: <<Мои письма -- принадлежат вам. Но все же прошу вас: не выпускайте их за пределы круга ваших личных друзей>>
     В свете сказанного не удивительно, что наша спонтанно начавшаяся переписка практически сразу превратилась, по словам Алексеева, в эпистолярную хронику. Так сложилось, что в течении последующих пяти лет весь материал существовал лишь в его компьютере. Вместе с тем можно утверждать, что процесс обмена письмами, а позже и готовившимися для публикации статьями, стал стимулом для развития наших собственных исследований, проводившихся нами независимо друг от друга. <...>
     Трудно сказать, каково место нашей эпистолярной дискуссии, начавшейся в 2006 году, в том, как далее развивались исследования ее участников. Ведь они проводились нами и до обмена письмами и, можно утверждать, тем или иным  образом продолжались бы и далее. Перечитав содержание переписки, я могу сказать, что она прежде всего убедила меня в главном, в перспективности изучения  истории отечественной социологии в опоре на воспоминаниях российских социологов. Интуитивно, такой переход мне казался возможным и эвристически ценным еще  в 2004-2005 годах, к тому же справедливость этого допущения подтверждался накапливавшимся опытом интервьюирования и анализа биографической информации. <...>
     Я нахожу в переписке еще ряд методологических проблем, которые спонтанно возникали, но не получили обстоятельного рассмотрения. Теперь я понимаю, чем это было обусловлено. Тот формат переписки, о котором я говорю, во многих своих аспектах является конспектом размышлений <<здесь и сейчас>>. Пишущий максимально раскрепощен, не задумывается об обосновании высказываемых положений, о соответствии их утверждениям, которые им формулировались ранее, минимально редактирует себя. Что-то из <<проговоренного>> затем - иногда сразу, иногда - через какое-то время додумывается и трансформируется в научный текст. Но что-то не запечатлевается в сознании, существует в нем <<латентно>> и в какой-то момент всплывает и воспринимается как нечто новое. Именно поэтому перечитывая старые записи, ученые нередко обнаруживают в них ростки тех идей, которые - казалось им - пришли к ним недавно. Более того, те старые, забытые формулировки были почти такими же, как те, которые человек нашел <<недавно>>.

Б. Докторов. Февраль 2012>>.

И еще - из письма Б. Докторова Дм. Шалину (16.05.2012):

     <<...Это - <<эпистолярная хроника>> некоторых сторон  жизни нашего незримого колледжа в 2006 году (и раньше), хотя  тогда мы себя так не идентифицировали... Просматривая  сегодня этот труд, я вижу, как начинались многие наши проекты,  в том числе - МБИ, как формировалась методология... В тексте много личностного, но мы (как сообщество) и это уже перевариваем... Уверен, будем в нашей работе заглядывать в эту хронику...>>

Информация

На сайте Центра социального прогнозирования и маркетинга уже несколько месяцев как была вывешена книга:
Алексеев А. Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. Тт. 1-4. — СПб.: Норма, 2003-2005.
http://www.socioprognoz.ru/publ.html?id=216
С удовольствием сообщаю, что мало удобный  для восприятия с экрана формат 2-страничных разворотов pdf в этой интернет-публикации ныне сменен на одностраничный формат, чем обеспечивается знакомство с книгой в электронной версии - даже более комфортное, чем при обращении к бумажному изданию.

*     *     *     *     *

     Не так давно я поздравила его с очередным большим этапом творчества - выходом в свет его четырёхтомника.

И вот уже прошла презентация этих книжек. Андрей прислал мне обращение к пришедшим на неё и

10 февраля 2011 г.

уже отклики на эту презентацию. Очень рада за Тебя, Андрей!!!

Я всё прочитала и горжусь Тобою! Помещаю здесь очень интересный ресурс:

Ильин В. Презентация книги А.Н.Алексеева и Р.И.Ленчовского  ivi1«Профессия – социолог…». Казус А.

 

               Запись от 10.02.2011 г - http://0-stranger.livejournal.com/75963.html?mode=reply&style=mine


      
8 февраля 2011 г. в Петербурге в помещении Научно-информационного центра «Мемориал» прошла презентация четырехтомника А.Н. Алексеева и Р.И. Ленчовского «Профессия – социолог. Документы, наблюдения, рефлексии» (СПб: Норма, 2010).
     Эта работа представляет собой сборник аналитически описанных и документированных ситуаций, имевших место в Санкт-Петербурге в конце нулевых лет: сокращение штатов в Социологическом институте, борьба вокруг «Охта-центра», обыск в «Мемориале», а также размышления автора о том, как можно делать социологию. Каждая ситуация – частный случай, прямо не связанный с другими. Но при внимательном прочтении понимаешь, что это не изолированные точки, а моменты одного и того же процесса завершения становления властной административно-политической вертикали. Тщательный анализ частных моментов отлично показывает логику этого процесса, идущего по всей стране. По такой же схеме развивались и развиваются события во множестве иных мест.
     В этой работе можно выделить несколько уровней смыслов:
1. Исторический анализ частных ситуаций, вписанных в масштабный исторический процесс.
2. Социологический анализ механизмов подчинения административной системой общества.
3. Анализ метода наблюдающего участия, который развивается автором
Это исследование началось с увольнения А.Н. Алексеева из Социологического института (см. мой анализ той ситуации: http://vr05.livejournal.com/80486.html). Не очень приятный момент в своей биографии он превратил в предмет социологического исследования. И в этом контексте в его словах благодарности тем, кто его уволил, была не только ирония, но и правда. Умение превращать неприятности в счастливый случай – фирменный стиль социолога А. Алексеева. В советское время его выдавили из социологии, что дало ему возможность в течение нескольких лет изучать молекулярный уровень советского способа производства в качестве рабочего завода. Благодаря тому неприятному случаю, он стал знаковой фигурой отечественной социологии, разработав метод наблюдающего участия. Сейчас история повторилась: его снова выдавили из официальной социологии, а он обратил свое поражение в предмет исследования.



     Казус Алекссева в социологии займет такое же место, как казус Диогена в философии. Он показывает альтернативный стиль социологии, стиль который никогда не станет доминирующим по простой причине: он неудобен для жизни, он чреват неприятностями как системными характеристиками профессии.

СТРАННИК: СТРАНИЧКИ ИЗ ПОЛЕВОГО ДНЕВНИКА      (В. Ильин)

*     *     *

Борис Докторов:

     "Так обстоятельства жизни прихватили меня, что нет времени подробно анализировать «Профессия – социолог», хотя и книга у меня есть, и мягкий вариант в компьютере, и в течение процесса рождения книги я регулярно контактировал с авторами: Андреем Алексеевым и Романом Ленчовским. С другой стороны, мне хотелось бы пусть очень кратко описать мое впечатление об этой работе.

     Прежде всего отмечу ее методологическое значение. Оказывается, честное отношение к простому, обыденному материалу, мимо которого мы обычно проходим, не замечая, дает на выходе удивительное по полноте и правдивости описание окружающего нас пространства. Я классифицирую эту книгу прежде всего как историко-социологическое исследование. Мы – очевидцы рассмотренных кейсов и люди того сообщества, которое представлено в работе. У нас – оперативный интерес к содержанию книги, достаточно узкий, прикладной. Но я пытаюсь смотреть на изложенное в книге, скажем из середины нынешнего столетия... время-то быстро летит..  в каждом кейсе социологи (историки, психологи, культурологии) увидят очень многое:

     проблемы, которыми жил город и социологическое сообщество, коммуникационные сети, связывающие огромное число людей из разных социальных и социально-профессиональных ниш, характер отношений между людьми, этические нормы, почувствуют атмосферу времени..   многие поймут, что это небольшое количество микро-ситуаций, представленных в кейсах, в действительности репрезентирует многие важнейшие процессы макромира.. скажу честно, я хотел бы сейчас прочесть нечто аналогичное «Профессии – социолог», но написанное в 60-е – 70-е годы..

     Второе: книга еще раз (после «Драматической социологии», после книги Фирсова о разномыслии и еще совсем небольшого числа книг) дает нам пример развития новой для российской социологии тенденции. Ее можно назвать: «интимная социология». Речь идет о том, что авторы не скрываются за материалом, они не напоминает о себе ежестранично, но их присутствие ощущается постоянно.. этот новый стиль – мне кажется – синтезирует в себе и традиции русской социальной журналистики (Короленко, Гиляровский, сборник «Физиология Петербурга») и является ответом на то, что в течение многих десятилетий советские социологи не имели возможность говорить своим собственным голосом... 

     Прекрасная работа. Я поздравляю моих коллег и друзей Андрея Алексеева и Романа Ленчовского с завершением сделанного. И мне грустно оттого, что я не могу присутствовать на этом обсуждении. 6 февраля 2011, Фостер Сити, Калифорния".

*     *     *

Полная аудиозапись этого мероприятия размещена в Сети по адресу:   http://narod.ru/disk/5436737001/AA%20%26%20RL%20PROF-SOC%20Present%20Audio.wma.html. (При скачивании заводить у себя "Яндекс.бар", как это предлагаеет машина, не надо).

9 февраля 2011 года

Уважаемые коллеги, друзья и со-умышленники!

 

Выражаю свою глубокую признательность всем, кто пришел на вчерашнюю презентацию книги А. Алексеева и Р. Ленчовского «Профессия – социолог…» в НИЦ «Мемориал». Я вроде собирался разворачивать дискуссию, но потом испытал дефицит аргументов, при избытке смущения от множества высоких слов заслуженных собеседников и читателей. В итоге получилось: «СОГЛАСИТЬСЯ НЕЛЬЗЯ ОСПОРИТЬ».

Похоже, книжка и впрямь состоялась, пользуясь выражением проф. Р. Баранцева. Притом что собственно авторских заслуг здесь во всяком случае не больше, чем заслуг со-участников и волонтеров – со-авторов.

Сейчас ограничусь единственным заключением: Отличие драматической социологии от настоящего театра – в том, что сам режиссер тут не знает, чем дело кончится. А всякий конец – есть начало продолжения.

К моему послесловию  просил присоединить свои слова благодарности также мой  многолетний друг и соавтор, киевлянин  Роман Ленчовский.

 

Ваш – Андр. Алексеев. 9.02.2011.

 

7 февраля 2011 года

Во вторник, 8 февраля 2011, в 14 час в помещении Научно-информационного центра "Мемориал" на улице Рубинштейна, 23, оф.103 состоится презентация нового издания.

Это книга в четырех томах - Алексеев А. Н., Ленчовский Р. И. Профессия - социолог (Из опыта драматической социологии: события в СИ РАН 2008 / 2009 и не только). Документы, наблюдения, рефлексии. Тт. 1-4. СПб.: Норма, 2010.

Книга вышла в Петербурге в конце прошлого года, она издана под эгидой НИЦ "Мемориал" тиражом 400 экземпляров, в свободную продажу не поступит.
На презентации выступят:

Александр Марголис, председатель Совета НИЦ "Мемориал", сопредседатель СПб. отделения ВООПИиК.
Николай Беляк, художественный руководитель Интерьерного театра
Борис Фирсов, почетный ректор Европейского университета в Санкт-Петербурге,
Ирина Флиге, директор НИЦ "Мемориал"
один из авторов - социолог Андрей Алексеев и многие другие.
Вход свободный.

Для справок
Татьяна Косинова, НИЦ "Мемориал" + 7 921 743 4557


Tatiana Kosinova,
RIC "Memorial" (St.Petersburg),
www.cogita.ru

24 декабря 2010 года 


Андрей прислал мне обещанный материал, который и предлагаю Вашему вниманию:




Из Интернета и предновогодней  переписки по поводу книги

«Профессия – социолог…»

 

(декабрь 2010)

 

 


http://www.unlv.edu/centers/cdclv/archives/articles/bachinin_alekseev_10.html

В. А. Бачинин,
доктор социологических наук,
профессор



КНИГА «ПРОФЕССИЯ – СОЦИОЛОГ»

КАК ПОСТМОДЕРНИСТСКИЙ ИНТЕРТЕКСТ

 

Рецензия на книгу А. Н. Алексеева и Р. И. Ленчовского «Профессия – социолог (Из опыта драматической социологии: события в СИ РАН – 2008/2009 и не только). Документы, наблюдения, рефлексии. СПб.: Норма, 2010. – Т. I – IV <http://narod.ru/disk/1666422001/AA%20%26%20RL%20PROF-SOC%20Vol%201-4%20Optim.rar.html>.

 

Писать рецензию на книгу, в которой ты сам выступаешь одним из фигурантов, - дело, затруднительное по целому ряду причин и прежде всего по причинам морального свойства. Чтобы  избежать этих затруднений, я, как профессионал, имеющий перед собой профессиональный же текст, который, в силу своей новизны, заслуживает профессионального внимания, попытаюсь двинуться наименее уязвимым для себя путем, а именно – путем анализа не сюжета, а исключительно методологической конструкции книги А. Н. Алексеева и Р. И. Ленчовского «Профессия – социолог (Из опыта драматической социологии: события в СИ РАН – 2008/2009 и не только). Документы, наблюдения, рефлексии» (СПб.: Норма, 2010. – Т. I – IV).

          Не касаясь центральной фабулы, замечу, что внутренняя жизнь профессионального цеха российских социологов со всеми ее плюсами, минусами, а также околоцеховыми проблемами и коллизиями – объект вполне рядовой, отнюдь не новый, который всегда привлекал, и будет привлекать к себе внимание разных поколений гуманитариев. Гораздо важнее в данном случае представленный в этом обширном сочинении [1],  весьма непривычный для социологического глаза и уха жанр, который уже сам по себе взывает к вниманию аналитиков. Учитывая это, позволю себе эскизно, в нескольких тезисах сформулировать те свои наблюдения и соображения, которые рождает текст данной книги.


Новый русский постмодернизм

 

Главный тезис настоящей рецензии выглядит следующим образом: Книга «Профессия – социолог» - это масштабная презентация методологического постмодернизма, или, если угодно, постмодернистской методологии, вскормленных не залетными  интеллектуальных подкормками, не привозной гуманитарной помощью, а взросших на отечественной духовной почве, выстроенных из собственного интеллектуального и социального материала. Это, так сказать, почвеннический постмодернизм сугубо нашего производства, в котором нет европейской легкой игривости, чья цель – отнюдь не игра в социологический бисер, а серьезное, упорное и мужественное правдоискательство.

Уже с первого взгляда видно, что этот непривычно структурированный, внешне даже немного странный текст совершенно не укладывается в рамки обычных представлений о стандартных формах социологической аналитики. Извне он напоминает калейдоскоп, в котором меняются лица, документы, коллизии, проблемы, и читатель едва успевает укладывать всё это в своем сознании. Есть в этих четырех томах нечто от розановских «коробов», а в наполняющих их разнородных мини-текстах – что-то от «опавших листьев».

 

Текстовый «хаосмос».

Перед читателем книги разворачивается текстовый «хаосмос» - зеркальное отражение жизненного «хаосмоса» той «беловоротничковой» социально-духовной реальности, которая ныне пребывает в состоянии совершенно очевидной аномии, где нарушены смысловые пропорции сущего и должного, смещены все ценностные критерии и неимоверно раздвинуты нормативные границы, лишающие смысла все традиционные различия добра и зла, где царят языки, унизительные для человеческого достоинства и резко диссонирующие с нормами цивилизованной коммуникации, - на политических высотах небрежный язык глумливого, босяцкого хамства, в научных верхах – язык заскорузлого сервилизма, прикрывающегося идеологической ветошью, а среди научных низов – язык, напоминающий полузадушенные всхлипы астматика, лишенного способности свободно дышать и говорить.


 Текст-коллаж.


            Принцип коллажа, сознательно используемый авторами, дает им свободу обращения с материалом, дает право сближать разнородные фрагменты картин социальной реальности, не слишком заботясь о соблюдении обычных правил плавных, мягких логических стыковок. При этом авторская волевая механика мозаичной сборки текстовых конструкций никак не отражается на семантике образуемых комбинаций, на их смысловой прозрачности, не рождает сомнений относительно истинной природы изображаемых в книге социальных и духовных реалий. Напротив, она защищает читателя от каких-либо сомнений, поскольку во всех затруднительных случаях «чистому разуму» автора-аналитика приходит на помощь «практический разум» автора-гражданина.  Коллажная технология работы с текстами, не оставляет читательское сознание в том состоянии мировоззренческой растерянности, в которое его нередко погружают гуманитарные тексты-лабиринты модных постмодернистов. Она не заводит в моральные, интеллектуальные, мировоззренческие тупики, не затемняет сущности исследуемого предмета, поскольку создает коллажи особого рода, существующие в нормативных рамках собственного этоса и напоминающие только кажущиеся беспорядочными россыпи звезд на ночном небе, где всегда присутствует Полярная звезда, не позволяющая взгляду заблудиться.


Текст как интертекст.

Нет надобности особо настаивать на том, что перед нами текст, имеющий все признаки интертекста, поскольку в книге царит принцип полилогического соприсутствия и энергичных взаимодействий цитат с цитатами, смыслов со смыслами, ценностей с ценностями, норм с нормами, текстов с текстами, с контекстами, с внетекстовой реальностью и со всем социокультурным миром. Именно из этих взаимодействий, пересечений, вклиниваний друг в друга, наслоений и нагромождений рождаются конкурирующие смыслы и оценки, то желанные, то нежеланные, то умиротворяющие, то раздражающие, вселяющие то оптимизм, то уныние.  Их рождает уже не только авторское «я», но и сама внутренняя жизнь текстового архипелага, обладающего определенной автономией, которую авторы признают и на которую даже и не пытаются посягать.

 

Язык «цитатного мышления».

Бросается в глаза бесчисленное множество цитат и даже автоцитат, наслаивающихся друг на друга. Но это, как раз, тот случай, когда подобную неумеренность невозможно вменить авторам в вину. За ней стоит принципиальная авторская стратегия, убежденность в своем праве доверять любому, даже намеренно лживому высказыванию, как источнику важной информации о состоянии той социальной системы или подсистемы, где эти высказывания производятся. Ценность такой стратегии в том, что она кратчайшим путем выводит теоретическое сознание в ту сферу, которую К. Манхейм обозначил как социологию духа. Через информативные цитаты, имеющие все признаки документальности, через их коннотации отчетливо проступает не только состояние индивидуального духа, в котором пребывали субъекты цитируемых высказываний, но и состояние духа разномасштабных «симфонических личностей», каковыми можно считать академические институты, учебные заведения или государственные структуры.

Цитаты в тексте выполняют не служебные, вторичные функции. Им принадлежит куда более значительная роль: они – основание текста, его содержательная платформа, материнская плата. Они не только осуществляют презентацию чего-либо, но ведут самостоятельную жизнь. Их поведение похоже на поведение живых существ, так или иначе реагирующих друг на друга. Их семантические, аксиологические и нормативные структуры постоянно перекликаются, либо резонируют относительно друг друга, либо состязаются между собой, оставляя открытыми, незавершенными как отдельные текстовые фрагменты, так и весь «материковый текст» книги. А эта незавершенность, в свою очередь,  свидетельствует о нешуточных коллизия бытия, о том самом драматизме социальных отношений, на волну которого настроена «драматическая социология». Авторам нередко приходится вмешиваться в межцитатные столкновения, не идти на поводу у их экспансионистских интенций и проводить вполне деконструктивистские акции по перемещению линий смысловых горизонтов, по переформатированию навязываемых цитатными монадами аксиологических и нормативных фигур.

В целом же «цитатное мышление», «цитатный язык» авторов позволяет им достичь вполне качественного познавательного результата, имеющего и научную ценность, и общественную значимость.

 

Пограничность текста и маргинальное социологическое письмо.

Перед читателем образчик весьма своеобразного, почти маргинального социологического письма, сочетающего обязательные в данном случае дескрипцию и аналитику с субъективизмом приводимых авторами оценочных суждений разных лиц, прозрачных аллюзий, прямых коннотаций, побочных ассоциаций, бесчисленных цитат, опытов автоцитирования и многого другого. Посредством такого письма создается текст, который можно считать и социологическим, и парасоциологическим, т. е. пограничным, балансирующим между социологией, социографией, публицистикой, журналистикой, юриспруденцией и проч. Подобная свобода от привязанности к чему-то дисциплинарно-однозначному могла бы считаться признаком крайней сырости текста лишь в том случае, если смотреть на него в свете стандартов классической научной прозы. Но с позиций постмодернистских писательских практик налицо вполне нормальный ход, совершенно оправданная стратегия теоретического письма, ценящего свободу творческого «я» и снимающего с себя отягощающие бремена классических текстовых нормативов.

          Но, пожалуй, самым важным здесь является то, что за этой методологически фундированной свободой, за практикой раскрепощенного письма просматривается могучее дисциплинарное начало,  не позволяющее свободе превратиться в методологическую вседозволенность, в методологический анархизм в духе Фейерабенда. Дескриптивная, аналитическая, интерпретационная стратегии авторов подчиняется твердым этическим максимам, которым они нигде не изменяют.


Эго-текст и сдвоенное авторское «я»

 

 В  книге налицо причудливое сочетание принципов социоцентризма и антропоцентризма. Авторские «я» двух ученых (их можно с равным успехом называть авторским «мы»), несмотря на их первостепенное внимание к множеству внешних социальных реалий, пребывают в центре текстового архипелага. При всей его многоплановости текст книги настолько персоноцентричен, что можно говорить об его интеллектуальной автопортретности.Но эта автопортретность не навязчива, не довлеет над материалом, поскольку авторское «мы» в нем как бы плывет по бурному морю сюжетных сплетений всего со всем, то выныривая на поверхность, то скрываясь под волнами громоздящихся, наслаивающихся друг на друга документов, чьих-то личных наблюдений, свидетельств многих заинтересованных голосов.

Одновременно напрашивается и другое сравнение/противопоставление авторского сознания с упомянутым в книге Одиссеем, а точнее, с джойсовским Улиссом. Но как дивная своей красотой гомеровская Эллада отлична от города Глупова, так и путешествие авторского «мы» не похоже на увлекательные странствия Одиссея-Улисса. Это, скорее, мучительное проталкивание себя внутри утробы социального Левиафана, где царят тьма и смрад, и где требуется то особое мужество, которым обладают хирурги, и та спокойная, небрезгливая внимательность, которая есть у криминалистов и патологоанатомов.

 

Диалогическое конструирование текста или вторая жизнь эпистолярного жанра

 

Соавторы книги выступают как инициаторы второго рождения и второй жизни эпистолярного жанра, на этот раз в виде перманентного интернет-диалога. Более того, они превращают собственное интернет-общение в один из принципов конструирования текста, а также в строительный материал, в содержательные блоки, возводимого повествования. Перед читателем открывается то, что обычно, в традиционных социологических текстах скрыто от него, - авторская кухня, творческая мастерская. Как когда-то строители Нотр-Дам де Пари вынесли наружу, за пределы стен аркбутаны собора, поддерживающие его конструкцию, так и авторы книги выставили на всеобщее обозрение то, на чем держится конструкция книги, - их собственный эпистолярный рабочий диалог, временами переходящий в полилог, поскольку в него периодически вплетаются и другие заинтересованные голоса.

Авторы книги прямо, не лукавя, признают, что у них много соавторов, и многократно указываютна участие последних в процессе сотворчества. Это позволяет им создать особый, полифонически выстроенный текст. При всей значимости перманентного диалога, ведущегося на протяжении всех четырех томов между двумя главными авторами книги, ее текст нельзя назвать диалогичным в духе М. Бахтина. Он именно полифоничен, полилогичен, о чем свидетельствует неумолчный гул звучащих рассуждений, предположений, догадок, оценочных суждений, обвинений, самоапологий, вердиктов и проч. Это не похоже на симфонию, в этом нет гармонии, но нет и какофонии. Он, этот гул, скорее напоминает поток звуков из оркестровой ямы, издаваемых музыкантами, поджидающими дирижера. И это всё тот же «хаосмос», которому еще не пришло время стать «космосом». И читатель, вслед за большинством соавторов, понимает, что резюмирующие умозаключения пока  впереди.

Целевая причина методологической конструкции – защита истины и справедливости.

      Мало чего стоит методология ради методологии, равно, как не велика цена искусства для искусства. Методологическая конструкция социологического текста по определению не может быть самодостаточной, замкнутой на самой себе. Ее цель должна пребывать не внутри, а вне её. Целевые причины, движущие теми, кто ее конструирует, могут быть самыми разными - от сугубо эпистемологических до политических и нравственных.  В данном тексте авторское «мы» предстает в весьма непривычных для нашей социологической литературы одеяниях этического максимализма. Оно нацелено не столько на отыскание в социальной реальности знаков истины и справедливости, сколько на отстаивание права этих ценностей присутствовать там, откуда их упорно пытаются изгонять.

 

Метафоры театра и масок

 

В тексте много места и для развертывания метафоры театра, которой соавторы широко и активно пользуются. А поскольку социальный театр, подобно театру художественному, предполагает использование протагонистами и статистами разнообразных масок, то это обстоятельство открывает перед творцами текста возможность решения своей этической сверхзадачи посредством использования метода срывания этих самых масок с тех своих персонажей, которые меньше всего этого бы хотели.

 

Пирожок Льюиса Кэрролла.

Текст книги, который, в силу особенностей своей внешней формы, может кому-то из социологических «архаистов» показаться нелегитимным в дискурсивном пространстве современной социологической науки, на самом деле имеет все признаки не просто легитимного, но новаторского текста. Конструктивные особенности его методологии и эпистемологии, не укладывающейся в прокрустово ложе псевдоклассического академизма, без каких-либо затруднений коррелируются с теми нормативами, которым подчиняется гуманитарное письмо, относящееся к современным постмодернистким практикам.

Но самым примечательным в данном случае является то, что у авторов книги их собственная методология, на поверку оказавшаяся  постмодернистской, вырастает как бы сама собой, естественно, из взаимодействия с материалом, из почвы и духа времени,  и служит средством приближения к пока еще предварительному пониманию той сегодняшней социальной реальности, которая текуча по своей природе, еще не застыла, не закристаллизовалась, не успела стать предметом исторической социологии. Это обстоятельство следует считать серьезным аргументом в пользу постмодернизма как такового, в пользу его права на существование в пространстве российской социологии. Оно свидетельствует о том, что постмодернизм не есть нечто выморочное, придуманное на Западе интеллектуальными гурманами, как порой о нем судят отечественные «архаисты», но является естественным, необходимым, закономерным порождением живой интеллектуальной жизни современного мира. Изгоняемый теми же «архаистами» в двери, он проникает через окно и заявляет о себе там, где его не ждали. Содержащийся в нем эвристический ресурс весьма напоминает тот пирожок Льюиса Кэрролла, на котором написано: «Съешь меня!» Так происходит его «переоткрытие», как неожиданное, так и неизбежное для децентрированного, дисгармоничного, расхристанного социального мира, взывающего к адекватным методологиям постижения его сути.

 

Данный четырехтомник можно считать этапным, знаковым текстом в истории современной российской социологии, знаменующим выход нашего социологического сознания в новые дискурсивные поля, где пока еще царит предутренний сумрак и едва различаются очертания поджидающих нас методологических проблем и познавательных задач.

 

(1). Данному тексту предшествовал более ранний четырехтомник, написанный в том же методологическом ключе: А. Н. Алексеев. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия. СПб.: Норма, 2003-2005. – Т. I-IV

 

**

 

Б. Докторов – В. Бачинину. Копия – А. Алексееву.

 

Владислав, 

 

час назад Шляпентох разослал по большому кол-ву адресов  (Б. Докторов, В. Ядов, М. Мацкевич, Б. Фирсов, О. Божков, Е. Петренко, О. Крыштановская, А. Алексеев, И. Кон, М. Лауристин, Н. Демина, С. Клигер, С. Чесноков, Ф. Шереги, Л. Шилова, Б. Дубин, И. Рывкина, Л. Корель, Т. Заславская) такое сообщение

 

«Дорогой Андрей:  огромное спасибо за книги "Профессия-социолог" (4 тома). Это  фундаментальный труд, который историки в середине 21 века и потом  будут тщательно изучать. Они наверняка поймут, каким замечательным человеком, ученым и  гражданином  был во второй половине 20 и начале 21 века главный автор. ВШ».

 

Я сразу же ВСЕМ отправил сообщение:  

«Дорогие коллеги и друзья,

присоединяюсь к словам Владимира Шляпентоха и предлагаю вам посмотреть отзыв на книгу Андрея Алексеева и Романа Ленчовского, написанный питерским социологом Владиславом Бачининым:
http://www.unlv.edu/centers/cdclv/archives/articles/bachinin_alekseev_10.html.

Отзыв размещен на сайте Проекта "Международная биографическая инициатива".

Всем хорошего Нового года».

Борис Докторов».

 

Только что Профессор отправил ВСЕМ:

 

«С большим интересом прочел талантливый и очень точный текст Вл. Бачинина. Как это не пришло в голову, что авторы четырехтомника... постмодернисты "русского разлива". Не знаю, понравится ли им такая характеристика. Я смог лишь просмотреть текст, ибо читать крайне дискомфортно. Решил, что могу обращаться к нему в функции справочного издания.  Знаю Андрея давно и считаю своим другом.  Мы единомышоенники. Его стиль социологического творчества, требующий фантастической скрупулезности, методичности,  документированной обоснованности каждого утверждения  - это "опредмечивание" характера автора в виде его публикаций.

В. Ядов».

20.12.2010. Борис


**

 

А. Алексеев – В. Бачинину

 

Дорогой Владислав!

 

...Отвечаю не сразу, дав себе время придти в себя от оглушительного эффекта Вашего отзыва. Я, в общем, понимал, что книжка удалась, но мог ли ожидать такого восприятия? Открывать масштаб сделанного коллегой и выступать Интерпретатором, наверное,  самое благородное из научных занятий. Любые слова благодарности здесь кажутся бледными. Каким бы ни был конкретный повод для Вашей рецензии, она является выдающимся концептуальным произведением, делающим поводу честь. Отвлекаясь от превосходных степеней в оценках, я потрясен Вашим Со-пониманием и  способностью сформулировать то, что было для авторов лишь вечно убегающим горизонтом...

 

Андрей Алексеев. 21.12.2010

 

**

 

А. Алексеев - Б. Докторову. Копия – Р. Ленчовскому

 

Дорогой Борис!

 

...Мое собственное отношение к рецензии В. Бачинина. выражено в моем ему письме, которое, пожалуй, процитирую: <…> (См. выше).

...От "постмодернизма русского разлива" (по выражению Ядова) не отрекаюсь. Хоть и чувствую себя отчасти как мольеровский г-н Журден, не догадывавшийся, что говорит прозой. Это можно отнести и за счет относительно слабого знакомства с современными знаменитыми постмодернистами.

В общем, всем спасибо: Шляпентоху, Бачинину, Тебе, Шалину, Ядову.  

 

Андр. Алексеев. 21.12.2010. 

**

 

А. Алексеев – В. Ядову

 

Дорогой Володя!

 

Тронут твоей реакцией. Бачинин своей рецензией действительно объяснил, по какому разряду числить это наше с Романом Ленчовским произведение. Грех отрекаться, хоть сами и не догадались так себя определить. Так ведь и другие не догадались. Посмодернисты "русского разлива"...

...Когда Учитель считает Ученика (пусть и престарелого) своим другом - это дорогого стоит. Спасибо. Значимо ведь, не кого я числю в друзьях, а кто меня в друзьях числит. С другой стороны, по Ухтомскому, заслуженный собеседник (друг, читатель и т. д.) - это тот, которого ты заслужил.  Слово "единомышленники" я бы заменил  на "со-умышленники". Ибо всякое разномыслие лучше всякого единомыслия.

И последнее замечание: "Все что случается с человеком, похоже на него самого"  Соответственно, о чем бы ни писал человек,  он тем самым и свой автопортрет рисует. Ты сказал по-своему: "опредмечивание" характера автора в виде его публикаций.

С Новым годом, здоровья Тебе и новых инсайтов!.

 

Андр. Алексеев. 22.12.2010.

 

Сообщаю сетевые адреса электронных версий 2-х четырехтомников:

Профессия - социолог... (2010) -
http://narod.ru/disk/1666422001/AA%20%26%20RL%20PROF-SOC%20Vol%201-4%20Optim.rar.html

и

Драматическая социология и социологическая ауторефлексия (2003-2005) -
http://narod.ru/disk/1852971001/AA%20DRAM%20SOC%20Vol%201-4%20Optim.rar.html.

Та и другая - заархивированные версии pdf, суперудобные для просмотра, чтения, поиска, копирования в ворд.

При скачивании заводить себе "Яндекс.бар", как это предлагает машина, не надо.

 

**

 

А. Алексеев – В. Шляпентоху

 

Дорогой Володя!

 

Хорошо, что книги через океан и таможни перелетели так быстро: три недели с небольшим. Историкам через десяток-другой лет и впрямь найдется чем поживиться. Хоть недостатка в источниках у них, думаю, не будет. Ну, а личности авторов вряд ли их так уж заинтересуют. Но после твоего пророчества... Как знать!.. Обнимаю. Спасибо.

Мои новогодние приветы, пожелания здоровья и. казалось бы, немыслимого приращения творческой активности.

 

Твой - Андр. Алексеев. 22.12.2010.

 

**

 

 

 Приложение:

 

 

УДК 304.3+316.728

ББК 60.5

А47

 

Алексеев А. Н., Ленчовский Р. И.

Профессия – социолог (Из опыта драматической социологии: события в СИ РАН – 2008 / 2009 и не только). Документы, наблюдения, рефлексии. – СПб.: Норма, 2010. – Т. 1. – 552 с.

 

ISBN 978-5-87857-173-9

 

 

Настоящая книга преследует по крайней мере три цели: документально-описательную, аналитическую и методологическую.

Первая состоит в том, чтобы документально отобразить, насколько возможно полно и объективно, конкретную личностно-организационную и ценностно-профессиональную коллизию в одном из российских академических институтов, а именно: в петербургском Социологическом институте РАН (СИ РАН). Вторая – попытка на этом и других примерах показать, в частности, путем включения аналитических материалов, принадлежащих разным авторам, некоторые универсальные социальные механизмы современной научной (а в известной мере и шире – общественной) жизни. Третья предполагает дальнейшую разработку и реализацию идей акционистского подхода в социологии, в частности, тех его разновидностей, которые представлены понятиями наблюдающее участие, драматическая социология, экзистенциальная коммуникация и др.

Это – то, чем данная работа может быть интересна для социологов. Но она ориентирована также и на более широкий круг читателей, интересующихся социально-гуманитарной проблематикой.

Книга состоит из двух частей. Первые три главы, образующие часть 1, под названием «Кейс», посвящены как бы частному случаю: «Казус СИ РАН в зеркале документов и экспертных суждений». Остальные семь глав, составляющие часть 2, под названием «Контексты», вводят этот случай в более широкий профессиональный и общественный, а также историко-научный контекст.

В силу чисто производственных обстоятельств книга разделена на четыре тома. Том 1 включает в себя всю часть 1, том 2 – четыре главы из части 2, том 3 – остальные три главы из части 2. Кроме того, глава без номера, посвященная «случаю» Охта-центра, вынесена в отдельный 4-й том.

Научные рецензенты:

В. Н. Дмитриевский, доктор искусствоведения, профессор, главный научный сотрудник Государственного института искусствознания (Москва, Россия)

Дм. Н. Шалин, профессор Университета Невады (Лас-Вегас, США)

© Алексеев А. Н. , 2010                  © Кетегат А. А., 2010          © Сарно А. А., 2010

© Баранцев Р. Г., 2010                  © Кон И. С., 2010                © Смирнова Е. Э., 2010

© Батенкова Е. В., 2010                © Корнев Н. Р., 2010            © Сокирко В. В., 2010

© Бачинин В. А., 2010                   © Косинова Т. Ф., 2010         © Ткаченко Л. Н., 2010

© Беляков В. Г., 2010                    © Ламден Д. И., 2010           © Фирсов Б. М., 2010

© Бродский Д. А., 2010                  © Левин М. Б. , 2010             © Флиге И. А., 2010

© Винников А. Я., 2010                 © Ленчовский Р. И., 2010      © Цой Л. Н., 2010

© Гилинский Я. И., 2010                © Манаев О. Т., 2010           © Чесноков С. В., 2010

© Дмитриевский В. Н., 2010              © Моргачева Т. В., 2010        © Хмелько В. Е., 2010

© Докторов, Б. З., 2010                 © Новиковский И. А., 2010    © Шелищ П. Б., 2010

© Дудченко Л. К., 2010                  © Павлов И. Ю., 2010          © Шляпентох В. Э., 2010

© Заславская Т. И., 2010               © Протасенко Т. З., 2010      © Щеголев Ю. А., 2010

© Здравомыслов А. Г., 2010           © Рапопорт С. С., 2010        © Ядов В. А., 2010

© Ильин В. И., 2010                      © Ронкин В. Е., 2010

© Карпов А. С., 2010                    © Саганенко Г. И., 2010        © Норма, 2010

 

А. Н. Алексеев Р. И. Ленчовский

ПРОФЕССИЯ – СОЦИОЛОГ

(Из опыта драматической социологии:

События в СИ РАН – 2008 / 2009 и не только)

Документы, наблюдения, рефлексии

Содержание томов 1-4

Том 1

Предисловие

Часть 1 . Кейс

Экспозиции 1 и 2

Глава 1. Казус СИ РАН в зеркале документов и экспертных суждений

                Глава 2. Казус СИ РАН в зеркале документов и экспертных суждений (продолжение)

                Глава 3. Казус СИ РАН в зеркале документов и экспертных суждений (окончание)

Папка 1. СИ РАН - 2008

Папка 2. СИ РАН - 2009

Приложение к части 1. Инциденты

Уменьшить

Том 2

«Профессия – социолог»: открывая том 2

Часть 2. Контексты

Глава 4. Истоки казуса СИ РАН (Из «Драматической социологии – 2»)

Глава 5. Наблюдающее участие (методологический контекст)

Глава 6. Социология: вопросы истории и методологии

Папка 1. К истории отечественной социологии «в лицах»

Папка 2. Теоретико-методологическая и науковедческая рефлексия

Папка 3. Инновационный драйв

Глава 7. Память поколений

Приложение к главам 1-7. Dramatic Sociology and Observer Participation


 

Том 3 «Профессия – социолог»: открывая том 3

Часть 2. Контексты (продолжение)

Глава 8. По горячим следам

Папка 1. Из жизни социологического сообщества

Папка 2. Проблемы общественной жизни

Глава 9. Хроника текущих событий (обыск в «Мемориале» и не только)

Папка 1. Атака на «Мемориал» (2008-2009)

Папка 2. Из ленты новостей - 2009

Глава 10. …не последняя?

Приложение к частям 1 и 2. «Профессия – социолог» глазами коллег и друзей, в процессе написания книги

Послесловие


Том 4

«Профессия – социолог»: открывая том 4

Глава без номера (после послесловия). «Случай» Охта-центра и вокруг него

Еще некоторые методологические замечания «под занавес»

Нерепрезентативная выборка (из книги А. Алексеева и Р. Ленчовского «Профессия – социолог…»)

 *     *     *


 9 мая 2010 года получила  письмо от Андрея... Помещаю для Вас ...

Уважаемые Родственники, Друзья и Коллеги!

Тут как-то вышла на меня, ... русская редакция «Хюбнеровской» энциклопедии успешных людей (гм! См. www.wiw.net.ru; http://www.whoiswho-verlag.ru/).
Ну, я согласился ответить на их вопросы. Пришла милая девочка, показала нарядный том страниц этак на 2 тыс.). Если захочу, я могу купить очередное издание биографического энциклопедического словаря за 290 евро. А как же я не захочу, если там статья про меня любимого!  Вот такая нехитрая коммерция с психологией. Изобретено в Швейцарии. Статья публикуется бесплатно, но можно и с портретом, что уже - «на коммерческих началах».
С девочкой мы попили чайку, я предупредил, что покупать этот том не стану, несмотря на все свое тщеславие. Историю взаимоотношений и что из этого пока вышло. см. ниже (под скрепкой).

Это Вам - мои дорогие друзья и родственники, в назидание и для сведения, с кем имеете дело. Весенние приветы!  Андр. Ал. 9.05.2010.

Алексеев Андрей Николаевич, к. филос. н.

П.: социолог; Р.: 22.07.1934, г. Ленинград; СП.: Вахарловская Зинаида Глебовна – инженер; Дет.: Ольга (1960) – логопед; Род.: Алексеев Николай Николаевич, Пузанова Варвара Петровна – инженеры; ЗП.: Аносов Павел Петрович (1796–1851) – выдающийся русск. металлург, Сабакин Лев Федорович (1746-1813) – механик-изобретатель; О.: 1956 – Ленинградский гос. университет (ЛГУ), филологический ф-т, славянское отделение и отделение журналистики; 1969 – ЛГУ, ф-т журналистики, аспирантура; 1970 - защита канд. дис., к. филос. н.; К.: 1956–61 – журналист: газеты «Волжский комсомолец», «Смена» (гг. Куйбышев, Ленинград); 1961–64 – рабочий на заводах: Ленинградский завод по обработке цветных металлов, Волховский алюминиевый завод (вальцовщик, электролизник); 1964–65 – журналист: газета "Ленинградская правда"; 1970–79 – социолог, учреждения Академии наук СССР: Ленинградские сектора Института философии АН СССР, Институт истории, филологии и философии СО АН СССР, Ленинградские сектора Института социологических исследований АН СССР, Институт социально-экономических проблем АН СССР (гг. Ленинград, Новосибирск, Ленинград); 1980–88 – рабочий, слесарь-наладчик: Ленинградский завод полиграфических машин; 1988–2008 – социолог: Высшая профсоюзная школа культуры, Санкт-Петербургский ф-л Института социологии РАН, Социологический институт РАН; с 2008 – независимый исследователь; ОД.: является специалистом в обл. социологии массовой коммуникации, труда и образа жизни, культуры и искусства (в частности, театра), общественных движений, жизненного пути, методологии и методики социологических исследований; в 1980-е гг., работая на заводе, провел уникальный натурный эксперимент с использованием разработанного им метода "наблюдающего участия" -  исследование производственной жизни изнутри, «глазами рабочего»; в 1990-е гг. создал архив-коллекцию нетрадиционных (новых) периодических изданий и документов общественных движений ("Алексеевский архив"); Пб.: около 200 публикаций (статьи, монографии), в т. ч.: "Наблюдающее участие и моделирующие ситуации (Познание через действие)" (1997), "Драматическая социология (Эксперимент социолога-рабочего)" (в 2 кн., 1997), "Драматическая социология и социологическая ауторефлексия" (в 4 т., 2003–05); Ч.: чл. Санкт-Петербургской ассоциации социологов, чл. Союза журналистов России, чл. Союза театральных деятелей РФ, почетный чл. Российского общества социологов; У.: электронные рассылки коллегам; Яз.: фр., англ., нем., болгарский (все – пассивно); E-mail: ?

*     *     *

 Сегодня (22 июля 2009 года) Андрею Николаевичу  исполнилось 75 лет. Прекрасный юбилей! Поздравляю! Целую и обнимаю!

Порадовалась, что поздравляют его друзья по цеху - профессионалы-социологи. помещаю здесь статью Бориса Докторова, опубликованную на ПОЛИТ.РУ. [ПЕРЕДОВАЯ НАУКА]    http://www.polit.ru/science/2009/07/22/alekseev.html< 22 07 2009 science www.polit.ru>

 

Борис Докторов

Профессия: социолог

К 75-летию Андрея Николаевича Алексеева

2001 Портрет А.Алексеева 1.jpg      Мне давно хотелось написать об исследованиях Андрея Алексеева, человека, которого я очень давно знаю, и научные поиски которого представляются мне в высшей степени интересными и перспективными. Помимо нетривиального общетеоретического и методолого-методического содержания, его работы привлекают внимание своей гражданственностью, более точно – поисками социальной роли социолога. Причем он ничего не декларирует, не предписывает, не морализует. Он действует проще, но много рискованнее и одновременно – ответственнее. Он все проецирует на себя. Он рассуждает и действует так, как ему представляется должным, как может разрешить себе лишь свободная – не от общества, но от страхов - личность. Он никого не призывает следовать за ним, понимая, что каждый сам выбирает маршрут своей жизни. Он не просто расширяет методолого-инструментальный арсенал социологии новыми подходами и приемами, но дополняет его нравственными принципами; и опять же – не в виде перечня должного и запретного, а через формирование предмета собственных исследований.

Может быть, я и дальше откладывал бы реализацию моего желания написать об Алексееве, но зачем? Повод есть сделать это сейчас. Андрею Алексееву – 75 лет.

 

1.              

     Если бы мне пришлось составлять краткую биографическую справку об Андрее Алексееве, то первые полстолетия его жизни я бы описал так. Родился в Ленинграде в 1934 году, в семье с передававшимися из поколения в поколение идеалами служения обществу, высоко ставящей ценности личности и с глубокими традициями честного отношения к своему делу[1]. В юности глубоко верил в идеи коммунизма. В Ленинградский университет поступил, еще не имея паспорта, но с «золотой медалью» и с отраженными в аттестате зрелости (случай в то время экстраординарный) оценками выпускных экзаменов по трем европейским языкам) Специализировался по славянским языкам и завершил образование, получив «красный диплом». Вчерашний сталинский стипендиат вскоре стал одним из заметных журналистов ленинградской молодежной печати, пропагандистом коммунистического отношения к труду. Он был шестидесятником и верил в возможность улучшения общества. Стремление разобраться в том, чем в действительности были воспевавшиеся им формы труда и отношений между людьми, привело его на завод. Он стал рабочим. Анализ увиденного, обнаружение различий между тем, что он писал, и тем, что наблюдал, привели его в аспирантуру: теперь он хотел понять, что должна и может сделать журналистика. Это и был шаг в социологию.


А.Алексеев. Рис. Светланы Вахарловской


     Два года были проведены в Новосибирском Академгородке, где Алексеев защитил кандидатскую диссертацию, потом – возвращение в Ленинград. 70-е годы прошли в социологических организациях Академии Наук. К завершению того десятилетия пришло осознание абсолютной невозможности честно и серьезно говорить о том, что нередко фиксировали социологические исследования трудовых отношений, образа жизни, средств массовой информации. Это стало основой решительного изменения своей жизни. Идеологические догмы юности и молодости к тому времени остались в прошлом. Еще XX съезд КПСС развенчал для него культ одного «бога» и возвысил, правда, ненадолго, другого - Ленина. Потом было осознание позора советского вторжения в Чехословакию в 1968 г., приобщение к литературе, не подлежавшей «ввозу и вывозу» из СССР, внутреннее несогласие с войной в Афганистане. Социальных иллюзий не оставалось. Он решил снова «уйти в народ». В 1980 году, в 45 лет, Алексеев уволился из Института социально-экономических проблем АН СССР, поступил на один из крупных ленинградских заводов, освоил профессию наладчика и оператора координатно-револьверного пресса – сложного многофункционального станка. Он снова стал рабочим, как оказалось, – на восемь с половиной лет.

2.              

     Одновременно Алексеев снова становился социологом, но уже иным. Освободившись от массы идеологических требований, налагавшихся на сотрудника социологического института, освоив ранее невозможное и мало знакомое чувство свободы в размышлениях и действиях, он – вслед за своим другом, несколько ранее его перешедшего из социологов в рабочие, - мог теперь сказать: «Ныне я сознательно становлюсь "рабом" на фиксированное количество часов, а в остальное время я – свободен». Окружающая среда и желание Алексеева продолжить анализ социальной реальности, что стало к тому времени внутренней потребностью, однозначно задавали предмет его познания – производственные отношения в первичном трудовом коллективе.

     Отчасти это было продолжением того, чем ему в последние годы работы в Академии Наук приходилось заниматься. Однако потребность быть честным перед собою и впервые представившаяся для этого возможность требовали выработки какого-то нового способа исследований всего происходящего. Оказалось, что это невозможно сделать, не определив своей позиции, своего положения в пространстве изучаемых коллизий, конфликтов, проблемных ситуаций.

     Мне думается, что отыскание этого «наблюдательного пункта» было не просто технологическим и организационным аспектом разворачивавшегося социологического исследования, но вопросом профессионально-этическим. Конечно, достижение научно-обоснованных результатов требовало решения ряда непростых инструментальных задач (все же цех – не исследовательская лаборатория, а координатно-револьверный пресс – не стол в кабинете ученого), но в еще большей степени это зависело от глубины познания себя и того, сколько, говоря словами А.П.Чехова, «капель раба» можно было из себя выдавить. Ведь было ясно, что в рождавшемся исследовательском проекте нельзя будет ограничиться ролью даже сколь угодно тщательного стороннего наблюдателя и суперответственного летописца.

     Не удивительно, что, в поисках методологии задумывавшегося исследования Алексеев нашел «новых учителей жизни» [2] . Ими оказались не просто выдающиеся ученые ХХ столетия, но и апостолы высокой этики: Альберт Швейцер, Алексей Алексеевич Ухтомский и Александр Александрович Любищев.

3.              

     Поначалу наблюдавшиеся Алексеевым производственные процессы и межличностные коллизии внутрицехового и общезаводского масштаба, позволили ему «подсмотреть» ряд многообразных форм поведения рабочих, противоречивших стереотипным, идеологизированным представлениям о «социалистическом отношении к труду». Многое из описанного Алексеевым прекрасно знали «работяги», не было это тайной и для большинства заводских социологов, исследовавших трудовые отношения. Однако «лукавая» отраслевая и общегосударственная статистика многое маскировала, а массовые опросы не могли зафиксировать ряда тщательно оберегавшихся от внешнего наблюдателя сторон жизнедеятельности производственных коллективов. К тому же было ясно, что широкое обсуждение негативных аспектов организации труда рабочих – «ведущей силы» советского общества – грозило исследователям массой неприятностей. Так оно и оказалось.

     Исходно то, что тогда делалось Алексеевым, относилось к социологии труда, но через пару лет предмет его исследований заметно расширился. Как говорится, в один прекрасный день на его квартире был произведен обыск в связи с уголовным делом, к которому он не имел никакого отношения. Милиция вскоре признала «ошибку», но все его дневники, письма, материалы наблюдений не были возвращены их владельцу, а переданы в органы госбезопасности. Вслед за обыском «случайно» произошел взлом квартиры, был устроен беспорядок, но ничего ценного не пропало. На заявление потерпевших был ответ: все совершено 13-летним хулиганом, слишком юным для предъявления ему обвинения.

     Жизнь и далее активно «помогала» Алексееву, предоставляя ему такие бесконечные возможности для наблюдений и обобщений, о которых он и мечтать не мог, не то что планировать. По представлению КГБ завод начал процедуру его исключения из КПСС, в которой он к тому времени состоял почти четверть века. Итоговая формулировка постановления бюро Ленинградского обкома КПСС гласила: «за проведение социологических исследований политически вредного характера, написание и распространение клеветнических материалов на советскую действительность и грубые нарушения порядка работы с документами для служебного пользования». Естественно, «вредителя» и «шпиона» исключили. Затем свои ряды от него «очистил» Союз журналистов, членом которого Алексеев был свыше двух десятилетий, и два других профессиональных объединения – Советская социологическая ассоциация и Всероссийское театральное общество.  

4.              

     Так исследование, исходно фокусировавшееся на анализе маленькой клеточки социального организма, постепенно превратилось в наблюдение за крупными системными образованиями, поднялось до уровня изучения человека в системе «социалистических общественных отношений».

     Значимость сделанного Алексеевым состоит не только в том, что именно ему удалось увидеть в ходе эксперимента, но и в том, каким образом автор смог заглянуть в ту часть социальной реальности, которая плотно занавешивалась от общества идеологическими, властными институтами.

     Краеугольным положением методологии Алексеева стала введенная им разновидность давно известного в социологии метода – наблюдения. Традиционно выделяют, в частности, включенное, или участвующее наблюдение, в котором социолог старается занять объективистскую позицию и минимизировать свое влияние на наблюдаемые им процессы. Новинка Алексеева – наблюдающее участие, предполагающее изучение «социальных ситуаций через целенаправленную активность субъекта, делающего собственное поведение своеобразным инструментом и контролируемым фактором исследования». В этом случае наблюдатель стремится стать активным участником происходящего и познаваемого, разрешая себе изнутри вносить в наблюдаемый им процесс некие определяемые им самим «возмущения». Тогда в конкретике явления или процесса раскрываются те свойства, которые присутствовали в них, но сами бы не заявили о себе. Так частное, по Алексееву, заурядное становится моделью общего.

     Эта «процедурная» добавка, точнее, социологическое действие, превратило участвующее наблюдение в наблюдающее участие и, таким образом, принципиально изменилась логика исследования: на смену наблюдению с целью познания пришло познание через действие, или познание действием. Социолог стал не просто участником, актором наблюдаемого действия, но драматургом и постановщиком «социологической драмы». Отсюда и возникает термин, которым Алексеев характеризует свой подход, – драматическая социология. Когда же он распространил принципы наблюдающего участия на самого себя, возникла социологическая саморефлексия, или ауторефлексия.

5.              

     Природа научной деятельности предполагает, что накапливающиеся у исследователя факты и обобщения просятся на бумагу, требуют выхода наружу. Писать «в стол» – не интересно и не продуктивно. Публиковать факты и итоги размышлений социологу-рабочему было практически негде. Так, в начале 1980-х родился своеобразный социологический самиздат – 18 больших писем (в количестве одной машинописной закладки) под общим названием «Письма Любимым женщинам». Среди его корреспондентов были опытнейшие социологи и журналисты, которых Алексеев знал многие годы и которые понимали не только написанное, но и скрытое.

     Если вспомнить средневековые романы и опыт научной коммуникации постренессансного периода, то увидим, что ничего нового ни в названии этого сериала, ни в форме связи с коллегами не было. Но я не знаю другого такого опыта обмена профессиональными знаниями внутри советского социологического сообщества. Эта коллекция дала импульс новому хроникальному циклу «Выход из "мертвой зоны"» и последующим сериям отчетов. Понимая обстоятельства того времени, автор писал коллегам: «Мои письма – принадлежат вам. Но все же прошу вас: не выпускайте их за пределы круга ваших личных друзей».

     Осознание чувства внутренней свободы, обладание уникальным запасом наблюдений производственных коллизий, детальным описанием всех своих хождений и встреч с представителями милиции, прокуратуры, КГБ, партийных органов, вся его переписка с большим числом властных организаций, тексты, вошедшие в названные выше эпистолярные циклы, реакции его друзей и коллег на все происходившее, фрагменты публицистических и научных текстов, отражавших предмет его исследования и раздумья общегражданской направленности, составили содержание работы Алексеева «Драматическая социология и социологическая ауторефлексия». Первые два тома результатов исследований увидели свет в 2003 году, два следующих – двумя годами позже.

     Небольшой тираж четырехтомника (400 экземпляров) делает круг людей, имеющих его на своих полках, крайне узким. Тем не менее, каждый может ознакомиться с его содержанием, ибо все присутствует в Интернете [3].

     В.А. Ядову принадлежит ключевая роль в судьбе проекта Алексеева. Им был поддержан замысел работы, в его секторе проходили первые обсуждения наблюдений социолога-рабочего, он написал предисловие к первой версии рукописи этой книги. По его мнению, Алексеев является основателем нового направления в отечественной социологической науке – «социологии наблюдающего участия». Кроме того, Ядов, ряд десятилетий возглавлявший в СССР исследования отношения к труду рабочих, счел возможным отметить, что Алексеевым были выявлены и подробно описаны механизмы «двойного нормативного стандарта»[4].

     Одной из главных особенностей Драматической социологии» является ее многоплановость: она в той же мере повествует о человеке в системе социальных отношений, что и о жизнедеятельности ее автора. Сама социальная реальность и исследовательский опыт позволили автору сформировать адекватную методологию и инструментарий исследования. Четырехтомник (далее я буду называть его просто книгой) – это «кинолента» о событиях, протекавших в Ленинграде во времена «заката застоя» и «разбега перестройки», и о людях, сначала просто ожидавших перемен, а затем начавших формировать новую демократическую среду. Книга рассказывает об авторе и одновременно дает представление об огромной коммуникационной сети, в которой живет социально активная личность; о размерах подобной сети и ее строении мы мало задумываемся, а между тем действующих лиц в книге свыше полутысячи.

6.              

     Еще одна сильная сторона книги – это ценнейшая работа по истории советской социологии. Аргументирую кратко последнее утверждение. В ней - описание и анализ многих значимых событий, протекавших в ряде исследовательских команд ленинградской социологии, в Институте социально-экономических проблем АН СССР и Ленинградском отделении Советской социологической ассоциации. Просеянные сквозь личный опыт, подаются сюжеты, слабо отраженные в воспоминаниях очевидцев, однако существенные по своему содержанию. К примеру, интерес КГБ к работе социологов или эмиграция социологов в рабочие.

     Заслуживает внимание подход Алексеева к выделению в отечественной социологии основных этапов ее развития, это было сделано в начале 80-х годов, потому предлагаемая им периодизация охватывает лишь первую четверть века жизни постхрущевской российской социологии. Согласно его критериям, до середины 1950-х, социология в СССР даже имени своего не имела: «“буржуазная социология” – не в счет!» Тогда она размещалась в лоне Идеологии. Социология как наука родилась в конце 1950-х и стала двигаться в область Реальности. В 1960-е происходило освоение методологии, методики и техники социологии, т.е. социология оказалась в полосе Науки. В следующем десятилетии обозначилась ориентация на Управление. Возникли заводская социология, работы по хозяйственным договорам, стремление формулировать управленческие рекомендации в различных сферах жизни общества. Тогда желание социологов «порулить» встретило сопротивление со стороны власти, и социология вынуждена была двинуться обратно по направлению к Идеологии. Соответственно, и четыре этапа: секуляризация, сайентификация, прагматизация и реидеологизация.

7.              

     В последовавшие после выхода «Драматической социологии» годы научный интерес Алексеева сконцентрировался на анализе сложных методологических проблем рефлексии и саморефлексии в социальном исследовании, на некоторых аспектах изучения биографий и использования в социологической работе метода документов. По духу и жанру это было развитием начатого в четырехтомнике, но в предметном отношении все больше фокусировалось на процессах, протекавших внутри российского социологического сообщества. Хотя, как мне кажется, проблема роли, места, ответственности социолога в «обустройстве своего дома» впрямую не заявлялась, она постепенно становилась одной из стержневых. В частности, этот вывод вытекает из рассмотрения серии его публикаций последних лет, размещенных на сайте российско-американского проекта «Международная биографическая инициатива»[5]. Своего рода программной можно назвать его небольшую заметку под названием «Что такое публичная социология?» [6]. В концептуальном плане это – развитие построений Майкла Буравого, но объектом авторского анализа и поводом для беспокойства является российская социология.

8.              

     И все же, даже пытаясь регулярно следить за исследованиями Алексеева, я был удивлен масштабом охвата темы и объемом (около 100 печатных листов) его новой книги, сделанной совместно с киевским философом и социологом Романом Ленчовским. Рукопись еще не передана в печать, и потому мне бы не хотелось говорить о ее содержании, тем более, что даже перечисление основных структурных элементов этого труда заняло бы немало места. Если в «Драматической социологии» анализируются, в частности, драмы, разворачивавшиеся внутри отдельного завода во времена заката застоя, то новая книга – в значительной своей части – о современных драмах, происходивших (частично – не завершившихся) в российском социологическом сообществе. Принципиально то, что будущему читателю этой работы представляются не столько позиции авторов, сколько документы и мнения большого числа социологов, многие из которых известны всему нашему профессиональному сообществу.

     Название книги – «Профессия – социолог», и прежде всего она обращена к социологам. Но в ней нет критериев, предписаний, которым должен следовать специалист, она предъявляет читателю ряд событий, процессов, обсуждавшихся социологами в последние два-три года, и предлагает ему задуматься о своем отношении к ним. Итогом такого анализа и станет личная интерпретация того, кем же является социолог как представитель определенной профессии. Она может совпадать полностью или частично с авторской трактовкой, а может коренным образом отличаться от нее. При этом факт отсутствия в книге намека на то, каким путем должен следовать читатель к своему выводу, автоматически запускает механизм многоуровневой рефлексии и саморефлексии. Книга – не для легкого чтения, она дает возможность самому сформулировать свое понимание «хорошего» и «плохого», «темного» и «светлого», «доброго» и «недоброго».

Уменьшить 

     Название книги было предложено Ленчовским, и поскольку оно сразу показалось мне и публицистичным, и указывающим на актуальную для социологов научно-нравственную проблему, я заинтересовался историей его рождения. Ленчовский отметил, что в целом название было сразу принято Алексеевым, и что во всех обсуждавшихся вариантах присутствовало сочетание «Профессия – социолог». Поначалу перебирались различные дополнения, точно наводящие на содержание работы. Хотелось показать то, что уже было отражено в тексте: его дисциплинарную «прописанность» – социология социологии, а также сквозную идею – социолог не просто «держит ответ» перед вызовами мира социальных отношений, но действует в контексте всего своего профессионального пути.

     Моя интерпретация названия «Профессия – социолог» была навеяна иными ассоциациями, оно моментально напомнило мне давно виденный фильм Микельанджело Антонони «Профессия: репортер». И дело было не только во внешнем сходстве этих двух словесных конструктов, но и в том, как содержание этой ленты трактовалось некоторыми киноведами. По их мнению, Антониони утверждал, что мир непознаваем для тех, кто лишь наблюдает, видимое не объясняет мир, нужно действие. Такая версия идеи фильма давала мне возможность лучше увидеть в новой книге развитие замысла «Драматической социологии».

     Удивительно, что в действительности Ленчовский не видел фильма, а лишь слышал о нем, а Алексеев отчасти потому сходу согласился с предложением своего соавтора о названии книги, поскольку оно оказалось «личностным ремейком названия любимого фильма». В конце 70-х эта лента произвела на него «оглушительное впечатление» не столько своей философией, сколько настроением, к тому же ему оказалась созвучной идея перемены судьбы.

     В этой недолгой моей дискуссии с авторами книги Алексеев сформулировал и суть ее содержания: «Как бы там ни было, наша книга – про социологов, и не только, и даже не столько про них, сколько про "человека в обществе" и про "общество в человеке"».

9.

      Не имеет смысла углубляться в содержание и атмосферу книги, которая еще не пришла к читателю. Завершить этот очерк мне хочется словами трех известных социологов, давно знающих Андрея Алексеева. 

     Татьяна Заславская: «...А. Н. Алексеева я знаю с конца 1960-х гг. еще по Новосибирску. Уже там он успел проявить себя и как глубокий исследователь, и как убежденный демократ, отстаивавший прогрессивные ценности в борьбе с авторитарным режимом. В дальнейшем же он стал одним из наиболее ярких и известных российских социологов». 

     Владимир Шляпентох: «....Алексеев был моим ближайшим сотрудником в Новосибирском Академгородке... А. Н. Алексеев принадлежит к очень небольшой группе истинно творческих  ученых, постоянно вовлеченных в инновационный процесс в науке. ...мое глубокое восхищение Алексеевым вызвано не только его высоким статусом в реальной науке. ...я, пожалуй, почти не могу назвать ни одного имени, кроме покойного Юрия Левады, который был так поглощен желанием внести свой вклад в прогресс общества, что был бы готов пожертвовать ради этого своей карьерой и благополучием».

     Борис Фирсов: «...Наш атеизм не позволяет заимствовать слова из иного лексикона, но Андрей в реальности борец-великомученик. Его отличает способность противостоять любым вызовам времени, в котором он живет, и оставаться самим собой. Я знаю мало людей. которые выходили победителями из сражений с системой. [БД: Есть люди, которые] посмели усомниться в научности четырехкнижия Андрея. Думаю, что это от их неспособности "парить" на высотах, где торжествует его талант и дух».

 

 

Примечания:

     [1]         Алексеев А.Н. Корни и ветви (XVIII – XXI век)

     [2]         Алексеев А.Н. Учителя жизни. Триптих.

     [3]         Алексеев А.Н. Драматическая социология и социологическая ауторефлексия: В 4-х тт. СПб.: Норма, 2003–05.

     [4]         Ibid, Том 4, С. 14-15.  

     [5]         Международная биографическая инициатива.

     [6]         Алексеев А.Н. Что такое публичная социология?

 

22 июля 2009, 09:29
 
Борис Докторов
 
*     *     *
 
Андрей Алексеев и Дельта.jpg

Вот он, Андрей Николаевич Алексеев, готовится к полёту на мотодельтаплане.

Он тоже, как и большинство моих друзей, большой любитель глядеть на всё сверху… Гораздо больше видно всё вокруг…

Брат его двоюродный, Владимир Абрашкевич (стоит к нам спиной) Провожает в полёт.


     Открываю подборку, связанную с некоторыми проблемами социологии, достаточно интересно и выразительно отражающими всю ситуацию в социологической науке, а, стало быть, и ситуацию во всей нашей многострадальной России.

Сегодня 28.04.09, 13:35, получила такое сообщение:

Дорогой Андрей Николаевич!

<…> В знак уважения Вы награждены Дипломом Почётного члена ССА/РОС и соответствующим знаком. Я хотел вручить Вам все это во время моего участия в Сорокинских чтениях, но Вас там не было. Постараемся найти другие возможности.

С уважением В.А.Мансуров.

Справка: ССА – Советская социологическая ассоциация; РОС – Российское общество социологов; В. А. Мансуров – Президент РОС

Очень за Андрея рада. Поздравляю!!!    

      Отдельно хочу отметить, что именно Андрей Алексеев одним из первых поддержал мой интерес к генеалогии и попытки рассказать что-то о себе и своих родных, за что я ему, естественно, благодарна.

 

*     *     *

 

Содержание раздела «А. Н. Алексеев, социолог» 

 

 

Алексеев А. Н., Ленчовский Р. И.

Профессия – социолог (Из опыта драматической социологии: события в СИ РАН – 2008 / 2009 и не только). Документы, наблюдения, рефлексии. - СПб.: Норма, 2010.

     Настоящая книга преследует по крайней мере три цели: документально-описательную, аналитическую и методологическую.

     Первая состоит в том, чтобы документально отобразить, насколько возможно полно и объективно, конкретную личностно-организационную и ценностно-профессиональную коллизию в одном из российских академических институтов, а именно: в петербургском Социологическом институте РАН (СИ РАН). Вторая – попытка на этом и других примерах показать, в частности, путем включения аналитических материалов, принадлежащих разным авторам, некоторые универсальные социальные механизмы современной научной (а в известной мере и шире – общественной) жизни. Третья предполагает дальнейшую разработку и реализацию идей акционистского подхода в социологии, в частности, тех его разновидностей, которые представлены понятиями наблюдающее участие, драматическая социология, экзистенциальная коммуникация и др.

     Это – то, чем данная работа может быть интересна для социологов. Но она ориентирована также и на более широкий круг читателей, интересующихся социально-гуманитарной проблематикой.

     Книга состоит из двух частей. Первые три главы, образующие часть 1, под названием «Кейс», посвящены как бы частному случаю: «Казус СИ РАН в зеркале документов и экспертных суждений». Остальные семь глав составляющие часть 2, под названием «Контексты», вводят этот случай в более широкий профессиональный и общественный, а также историко-научный контекст.

     В силу чисто производственных обстоятельств книга разделена на четыре тома. Том 1 включает в себя всю часть 1, том 2 – четыре главы из части 2, том 3 – остальные три главы из части 2. Кроме того, глава без номера, посвященная «случаю» Охта-центра, вынесена в отдельный 4-й том.

А. Н. Алексеев

ПРОФЕССИЯ – СОЦИОЛОГ

 

(События в СИ РАН – 2008 / 2009 и не только)

Документы, наблюдения, рефлексии

 

Содержание томов 1-4

Том 1

 

Предисловие

1998 Архив 514 к ф А Швеца  053.jpg

Часть 1 . Кейс

Экспозиции 1 и 2

Глава 1. Казус СИ РАН в зеркале документов и экспертных суждений

Глава 2. Казус СИ РАН в зеркале документов и экспертных суждений (продолжение)

Глава 3. Казус СИ РАН в зеркале документов и экспертных суждений (окончание)

Папка 1. СИ РАН - 2008

Папка 2. СИ РАН - 2009

Приложение к части 1. Инциденты

Том 2

«Профессия – социолог»: открывая том 2

Часть 2. Контексты (начало)

Глава 4. Истоки казуса СИ РАН (Из «Драматической социологии – 2»)

Глава 5. Наблюдающее участие (методологический контекст)

Глава 6. Социология: вопросы истории и методологии

Папка 1. К истории отечественной социологии «в лицах»

Папка 2. Теоретико-методологическая и науковедческая рефлексия

Папка 3. Инновационный драйв

Глава 7. Память поколений

Приложение к главам 1-7. Dramatic Sociology and Observer Participation

Том 3

«Профессия – социолог»: открывая том 3

Часть 2. Контексты (окончание)

Глава 8. По горячим следам

Папка 1. Из жизни социологического сообщества

Папка 2. Проблемы общественной жизни

Глава 9. Хроника текущих событий (обыск в «Мемориале» и не только)

Папка 1. Атака на «Мемориал» (2008-2009)

Папка 2. Из ленты новостей - 2009

Глава 10. …не последняя?

Приложение к частям 1 и 2. «Профессия – социолог» глазами коллег и друзей, в процессе написания книги

Послесловие

Том 4

«Профессия – социолог»: открывая том 4

Глава без номера (после послесловия). «Случай» Охта-центра и вокруг него

Еще некоторые методологические замечания «под занавес»

Нерепрезентативная выборка (из книги А. Алексеева и Р. Ленчовского «Профессия – социолог…»)

*     *     *

 1.  Письма внуку

  2.  Корни и ветви

   3.  Семейная история Ивана 

 4.  Память семейная и историческая

 5.  Народная генеалогия

 6.  Дар следующим. Рэм Баранцев

 7.  "Алексеевский архив"

 8.  Свобода личного национального самоопределения

 9.  Дневник и письмо

 10.  Ожидали ли перемен

11.  Виктор и Лидия Сокирко

 12.  Социологи-расстриги

13.  О В.А. Ядове

14.  "Нет обману". А.Сарно

15.  Газоскреб на Охте 

16.  Драматическая социология

17.  СИ РАН – 2007

18.  Лжесвидетели

19.  О фальсификаторах истории

20.  Тезисы о биографии и со-бытии человека.

       Биография в социологии как "исследование случая".

       О фильме «Подстрочник».

21.  Эстафета памяти.

22.  "Случай из жизни" Социологического института РАН.

23.  Вольнодумцы и инакодействующие

24.  С.Маркелов и А.Бабурова

25.  Будни Экологической вахты по Северному Кавказу

26. Эпистолярные эксперименты

 

 

Уменьшить            2013 06 12 Люба на Громова б009.jpg
Летом Андрей Николаевич с женой Зинаидой частенько приезжает к нам в Абхазию. 
Слева снимок на скамеечке у  дома,  справа фото 2013 года в СПб, ул. Громова - Там они и живут весь год
 
Уменьшить               Уменьшить
 
Этот снимок опять в Абхазии, у нас. Он называется "Собаки отдыхают"                                                  Но...  И на отдыхе без книжки никак...    
 

Письмо дочери Оле Новиковской

 

Ольге Новиковской.      Из бенефисов а также сетевые адреса для памяти
201567_5.jpg

Дорогая Оля!

Посылаю Тебе только что вышедшую "Скалу Алексеева" (уж больно "крутое" название!).

Еще этого же автора (Бориса Докторова) были публикации на Полит.ру (Профессия: социолог) - http://www.polit.ru/science/2009/07/22/alekseev75.popup.html; http://www.polit.ru/science/2009/07/22/alekseev.html, и в "Телескопе" (Пессимист по наблюдениям и оптимист по убеждениямм) - http://www.teleskop-journal.spb.ru/?cat=30&type=by_theme&value=29&id=626. или http://www.unlv.edu/centers/cdclv/archives/Tributes/doktorov_alekseev.html. Кое-в-чем они повторяются.

Уж до кучи - и более ранняя (Дмитрия Травина)- "Зона свободы" в газете "Дело" - http://www.idelo.ru/434/18.html. Ну уж, и для баланса собственное - "Слишком правоверный комсомолец, или дурной шестдесятник" в журнале "Пчела" - http://www.pchela.ru/podshiv/11/rightcom.htm). Посмотри на досуге. Опять же - в семейный архив.

..А семейную историю Ивана Новиковского см. на сайте Ирины Яковлевой "Капризы памяти": http://sundry.wmsite.ru/publikacii-druzej/analekseev-sociolog/semejnaja-istorija-ivana/. Мою же собственную семейную хронику (Коротка моя память...) на этом же сайте - http://sundry.wmsite.ru/publikacii-druzej/analekseev-sociolog/korni-i-vetvi/ (а можно и по другому: http://www.unlv.edu/centers/cdclv/archives/Memoirs/alekseev.html).

И там же - памятные материалы про Аносовых-Пузановых, составленные Ириной, про которые Ты знаешь: http://sundry.wmsite.ru/mojagenealogija/puzanovi; http://sundry.wmsite.ru/mojagenealogija/Anosovi/.

Ну уж, и совсем "до кучи" - сетевой адрес. по которому размещены все 4 тома "Драматической социологии и социологической ауторефлексии" - http://www.kiis.com.ua/txt/doc/1306ё2006/book/book.html.

Андр. Ал. 9.12.2009. 23:50.

2010 01 02 Ронкины у нас 020а.jpg






Андрей Николаевич Алексеев умер в Петербурге днём 29 сентября 2017 года на 84-м году жизни. Его похороны состоялись 6 октября, он похоронен на Красненьком кладбище.

Андрей Алексеев с 2009 года принимал активное участие в жизни портала Когита!ру, начиная с выбора его названия и концепции. Он стал постоянным автором и ведущим своего блога на Когита!ру в октябре 2012 года

На вечере памяти Андрея Алексеева собрались его друзья, коллеги, родственники и ученики, чтобы поговорить о его наследии, о «Деле Алексеева» в широком смысле, а не только в смысле противостояния с Системой, о его завещании и памяти об этом человеке, свидетеле и хроникере эпохи и ученом.


Все родные и близкие, все друзья по жизни и профессии тяжело переживают потерю...

Пухом земля ТЕБЕ, Андрюша!


Памяти Андрея Николаевича Алексеева

Первые отклики учеников, друзей и коллег на смерть Андрея Николаевича Алексеева, опубликованные в сети facebook.com, в переписке, в своих блогах.

А.Н.Алексеев, социолог  |  Е.М.Заблоцкий о Карсавиных  |  Е.В.Филиппов и его путешествия  |  С.А.Золовкин, журналист.  |  Юрий Касьяник, композитор  |  Таня Фонарёва, рукодельница  |  Наташа Ильина, учитель и поэт.  |  Мой друг Heiko и его семья в Германии  |  Сто лет назад. Предки Пети Лаврова.  |  Л.В.Серова ОГЛЯНУТЬСЯ НАЗАД...  |  Юлий Кутнер  |  Гражданская война

Версия для печати

 

        Гостевая

 



 sundry, все права защищены.  

Работает на: Amiro CMS