СТРАШНЕЕ МЕСТИ НЕ ПРИДУМАЕШЬ

Goldfisch!

     Сегодня день рождения у девушки, которую автор данных строк иначе, как великомученицей называть не может.

     Но вот поздравляем Элечку утром по телефону, а голосок у нее как всегда нежный, ровный, чистый, доброжелательный. Ангел в муках ада! Более ТРЕХСОТ с лишним (!!) операций только под общим наркозом. Недавно вот в Германии снова пришлось менять роговицу. Чтобы видеть хоть чуточку хоть одним глазом.

     Рубцов же всех на девичьей коже и, тем более, в душе, не изгладить все равно никогда.

     А ведь стартовые позиции у юной Элеоноры Кондратюк были на зависть многим ее сверстницам. На снимке - кульминация присвоения титула "Мисс Очарование" в Сочи 98-го года.
142.17 КБ
     Далее предстоял общероссийский конкурс в Москве с высокими шансами на победу. Но тут-то все самым непоправимым, жутким образом и обрушилось.

     Причиной же несчастья для девушки из многодетной и очень небогатой семьи послужила ее собственная красота. Броской внешностью высокая, стройная блондинка сводила с ума горячих кавказских мужчин.

     В некоторых бульварных изданиях позднее рассказывалось о том, как Элечка закрутила бурный роман с одноглазым громилой по кличке Циклоп. Пусть это останется на совести авторов. Никого наивная девчушка в этой жизни не обольщала. Ничего она толком не успела в свои неполные 18 лет. Разве что согласилась пару-тройку раз прокатиться на «BMW» Григоряна. Но уж очень эффектно подавал себя двухметровый «качок». Бывал, мол, в США. Побеждал за океаном в «боях без правил». Лишился глаза, защищая девушку от банды насильников...

     Хотя, на самом деле, Григоряна едва не пришибли после того, как с приятелем Суреном накуролесил он 25 июля 1998 года. Тогда охранник-грек потребовал с каждого по 5 рублей, официально установленную плату за вход в адлерское кафе «Бриз». Но надо знать Рубена с его гипертрофированной самооценкой. При том, что в криминальных кругах выше обычной «торпеды», бойцовского «мяса», Рубена никогда не поднимали, сам себя Григорян считал пупом Вселенной.

     Приговаривая: "Мы на этой земле хозяева и никому платить не обязаны!" два армянина побили грека.

     К следующему вечеру персонал кафе подготовился серьезно. За вновь отказавшимися платить «хозяевами» погнались несколько мужиков с палками и железными прутьями. Побоище получилось жуткое. Сурен скончался на месте. Рубен лишился глаза.

     После этого произошла серия покушений на греческих предпринимателей. Те в отместку начали «заказывать» армянских коллег. Впервые в истории Адлерского района вооруженный взрыв межнациональной розни мог оказаться реальностью. Завершилось все взрывом мины направленного действия в ночном кафе «Оазис» у железной дороги. Погибло несколько ни в чем не повинных мужчин и женщин, включая отдыхающего из Москвы.

     Курортный сезон оказался под угрозой срыва. Этого ни власть формальная, ни власть криминальная допустить не хотели. Состоялся слет старейшин, совещание в городской администрации и внеочередной «сходняк» «авторитетов». Грозу предотвратили.

     Почти все преступления повисли «глухарями». Хотя сыщики и наиболее осведомленные местные жители упорно приписывают некоторые из них, включая и взрыв в «Оазисе», именно Григоряну.

     Выздоровев, он так и не разуверился в своей исключительности. Понравилась девушка, попросту взял да и украл ее. Скандал поднялся выше небес! Но у вышибалы и охранника казино оказались серьезные покровители. С родителями потерпевшей местный «авторитет» сговорился о свадьбе. Брак вышел несчастливым, зато «позора» на девушке не осталось.

     А плейбой продолжал действовать по давнему курортному принципу: «Кто даму танцует, тот ее и ужинает». Те немногочисленные знаки внимания, что успела принять от рослого незнакомца Элеонора, и оказались для нее роковыми. При том, что углублять отношения девушка отказалась почти сразу. Дошли и до нее слухи о похождениях «страшного человека», как сообщали более осведомленные девчонки.

     Но вот беда, спустить на тормозах уже ничего не получалось. Потому что Григорян в пьяной компании дружков поклялся:

     - Девчонка обязательно будет моей!

     Все дальнейшее, френды и френдессы мои, уже множество раз описывалось в прессе. Но, без ложной скромности, глубже всех изучил это нащумевшее дело именно автор данных строк.

     Итак, по порядку. Восходящая «звезда» модельного бизнеса собиралась 3 сентября 1999 года улететь в Москву на российский конкурс красоты, Но за день до этого судьба Элеоноры Кондратюк навсегда поделилась на «до» и «после». Последнее «до» – это беспечная прогулка к морю через двор бывшей Элиной школы в Дагомысе. Первое «после» – двое нелюдей, нагнавших девушку сзади. Их запомнили младшеклассницы. А Эля, так и не приученная нашей кровожадной действительностью озираться, ничего увидеть не успела.

     Сильная мужская рука в резиновой перчатке уцепилась за пышные волосы и резко потянула назад. Голова запрокинулась, девушка вскрикнула. И тогда в распахнутый рот, в нос, глаза, на грудь хлынула из заранее приготовленной кофейной банки концентрированная серная кислота. Разбавленная для большего поражающего эффекта маслом.

     Эля все же добежала до школы, на ощупь нашла дверь, успела, пока не отказали обоженные голосовые связки, позвать на помощь…

     Ее обступили учителя. Но никто уже не узнавал «солнечную красавицу», как называли свою лучшую выпускницу в школе. Поражение кожи, мышц и даже костей оказалось ужасающим.
120.40 КБ
     Жертву самого зверского нападения в истории Сочи вертолет МЧС унес в краевую клинику. А в Дагомысском поселковом отделении милиции началось очень неторопливое, поразительно вялое разбирательство.

     Ваш блоггер, тогда довольно известный журналист-расследователь, оказался в курсе дела сразу: сводку ежедневных происшествий получал прямо из штаба УВД. Доверие журналисту, надо признать, от ментов просто исключительное.

     Но пришлось ответить черной неблагодарностью. Публично упрекая бывших коллег в самых разных СМИ:

     - Чем дальше, тем явственнее обозначаются проблемы, не позволяющие рассчитывать на немедленный успех сыска и следствия. Такое ощущение, что это не целенаправленный поиск преступника, а топтание на месте...

     Так оно и было поначалу. Автор этих строк уже публиковал в разных газетах анкетные данные предполагаемого заказчика и даже его фото, а бывшие коллеги по следствию требовали повременить и предупреждали, что Григорян может подать на меня в суд за клевету.

     Дошло до того, что вынужден был обратиться... к уголовникам! Можно расценивать такой шаг как угодно. Но контакты с крупными «авторитетами» журналисту-расследователю иногда совершенно необходимы. Ведь бывало в моей практике так: приходит удрученный читатель. Машину у него угнали. Много лет на нее копил. Только перед самой пенсией накопить и сумел.

     Звоню «Гусю», местному "разводящему":

     - Николай, ваши люди, понятное дело, никакого отношения к этому безобразию не имеют. Но если сильно постараться и помочь?

     К следующему утру целехонькая «семерка» стояла во дворе потерпевшего.

     А в ситуации с Элей пришлось обращаться к Виктору Сырцову, известному в Сочи как «Нерусский».

     При упоминании об Эле тот выставил руки:

     - Видишь, у меня сразу мурашки по коже пошли. Такого беспредела мы терпеть не будем. Вот этими самыми того, кто такое над девчушкой сотворил, придушу! Если это Григоряна работа, ему тоже не жить. Пацаны его уже ищут. Но он где-то в Армении.

     И сыщики, и воры оказались, мягко говоря, не точны. И потому живется сейчас Григоряну в колонии почти комфортно: «качалка», солнечные процедуры, жена -"заочница", через год освобождение…

     А нашли его вовсе не сочинские сыскари, а карельские. Мне потом парни из Медвежьегорского ГОВД рассказывали:

     - По «низовым» каналам пришла информация про поселившегося у местной женщины высокого парня кавказской национальности с повреждением правого глаза. Вы же понимаете, в Карелии сейчас, как везде, кавказцы под пристальным вниманием. А этот еще и бизнес с местными братками затеял. Что-то с лесом связанное…

     Учитывая физические данные Циклопа и тяжесть им содеянного, мероприятие по задержанию проводилось с усилением СОБРа и ОМОНа. В ночь с 29 на 30 марта 2000 года взяли мы этого вашего Рубена из засады на одной «засвеченной» квартирке. Сопротивления он никакого не оказывал. Не успел. Зато сказал: потерпевшая, мол, во многом виновата была сама. Вела себя по отношению к нему, Григоряну, очень надменно.

     Весной двухтысячного были вынесены первые приговоры. В Лазаревском осудили второстепенных пособников Богоса Нубаряна и Артема Восконяна. Первого из них взбешенный Григорян просил найти «кислоту покрепче». Мелкий предприниматель Нубарян, скончавшийся позднее в колонии, все же предполагал - адская смесь нужна вовсе не для «извлечения золота из микросхем». Одно, именно про это врал продавцу.

     Содержимое бутылки Григоряна не устроило. Проверку он проводил на собственной коже, чтобы насладиться той болью, от которой будет корчиться строптивица. Но кислота недостаточно глубоко прожигала плоть. Пришлось Нубаряну повторить попытку и добыть жидкость концентрированную.

     А тут как раз из Абхазии прибыли давние знакомцы Циклопа, будущие исполнители «заказа». Одного звали Адгур Гочуа, второго – Роман Дбар. Григорян попросил подыскать для них жилище с телефоном где-нибудь в Дагомысе. Так и возник еще один фигурант первого судебного процесса – Артем Восконян. Ему влепят позднее 6 лет колонии строгого режима 6 лет. 39-летний Богос Нубарян получит на год больше.

     Не было проявлено особого снисхождения и к Григоряну, чередовавшему на скамье подсудимых чтение Библии с угрозами и проклятьями почему-то только в мой адрес. На снимке Циклоп как раз в очередной раз грозится разобрать автора данных строк по частям и отправить в посылках моей, тогда еще живой, маме.
16.76 КБ
     Приговор был суров. Но разве способны одиннадцать лет неволи из тех двенадцати, что максимально предусмотрены за умышленное причинение тяжкого вреда здоровью, хоть как-то облегчить муки Элеоноры? К тому же, самое страшное для сочинской красавицы и ее мамы, Тамары Владимировны, было еще впереди.

     С Тамарой, женщиной видной, броской и невероятно мужественной, общались мы много и часто. И я, и Эмма. Еще больше объединила нас общая беда: могилы нашего сына Алеши и Юли Кондратюк оказались на сочинском кладбище рядом.

     Юля – это старшая сестра Эли. За сутки до своей гибели озорная, веселая дивчина пригласила нас с женой в ресторанчик «Вятка» на берегу моря. Там Юля работала управляющей.

    А потом «Мерседес» хозяина этого заведения занесло перед тоннелем на скоростной трассе между Сочи и Адлером. «Шестисотый» перелетел через бетонный колесоотбойник. Развернулся в воздухе. И впечатался в противооползневую стену правым бортом. 31-летняя пассажирка на переднем сиденье погибла сразу. Никто, кроме Юлии, в салоне не пострадал.

     Отец Элеоноры и отчим Юлии тогда сказал:

     - В Германии об этом знать не должны! Смерть Юлечки Тамару и Элю тоже убьет.

     - Да с ума Женя сошел! – возмутилась мудрая моя жена. – Мать не переживет другого. Если с дочкой не попрощается.

     И я решился на свой страх и риск позвонить из Сочи во Фрайбург.

     — Томочка, — лепетал я в трубку. — Ты ведь у нас такая сильная и мужественная, Томочка...
     И замолкал, не в силах решиться на главное. Потом просил позвать к трубке какого-нибудь врача, понимающего по-русски, чтобы можно было передать убийственную весть через него. Тогда, быть может, быстрее и успешнее поддержат усталое материнское сердце. Если оно вдруг не выдержит секущей, как нож, фразы:

     - Юлии больше нет.

     Услышав это, Тамара Владимировна все же вскрикнула. Сдавленно и коротко. Но сразу вспомнила: рядом Эля! Именно в эти мгновения профессор Штарк с ассистентами бережно снимали бинты с лица Элеоноры. И уже показался новый носик, «слепленный» профессором взамен родного, уничтоженного кислотой. Дочка вся обратилась в слух, ожидая первой реакции матери.

     - Она подумает, что все выглядит ужасно. И оттого я кричу, – мелькнуло у Тамары Владимировны. Она уронила трубку на пол, опрометью выскочила в просторный коридор клиники и зажала ладонью рот. Мимо деловито сновал ухоженный и аккуратный, как вся эта страна, персонал.

     - Гутен морген, фрау Тамара! – уважительно склоняли головы врачи и медсестры.

     Главное чудо минувшего века, Интернет, помогло даже из Сочи достучаться до германских СМИ. И теперь перед мужеством матери и дочери с труднопроизносимой фамилией Кондратюк преклонялась вся Западная Европа.

     Тамара Владимировна не замечала уже ничего. Ей казалось, что она умерла. Что больше не остается никаких сил страдать и мучиться.

     - Но как без меня Элечке, Яне, Костику? А кто теперь позаботится об осиротевшей внучке Элине? Ей же всего девять лет! – устыдилась собственной слабости Тамара. Она в который уж раз осознавала: собственной жизнью ей распоряжаться больше не дано.

     Через 20 минут после того, как немецким врачам стало известно о ночной сочинской аварии, в конференц-зале клиники собрался представительный консилиум. При виде стольких медицинских светил с крайне озабоченными лицами у Тамары Владимировны подкосились ноги. Она поняла, что роковая пятница 8 сентября двухтысячного года ее добьет окончательно. Что сейчас безжалостная судьба зачитает приговор и для второй ее доченьки.

     - В чем они нам откажут? – уже с безучастным, леденящим душу спокойствием прикидывала мать. – Нельзя дальше восстанавливать кожные покровы? Измученный Элечкин организм не принимает новый носик? Будет поставлен крест на реконструкции ушных раковин? Или – глаза? Ну конечно же, зрение!

     Уже дважды комфортабельный реанимобиль столь фатальной для Кондратюков марки «Мерседес» был готов доставить Элечку из Фрайбурга в Дюссельдорф. Там спецы по трансплантации органов зрения тщательно подбирали в своем банке доноров роговицу для правого глаза русской девушки.

     О левом уже не могло быть и речи. Нигде в мире и ни за какие деньги нельзя было вернуть зрение левому глазу Элечки Кондратюк: адская смесь из кислоты и масла сделала свое дело.

     Правая роговица не выдержала и месяца после покушения. Один из лучших российских профессоров поставил тогда искусственную защитную пленку. Она не позволяла хоть что-либо видеть и не была рассчитана на длительный срок. Именно от этих нескольких месяцев в Германии зависела теперь возможность обрести хоть частицу зрения в будущем.

     Но первый выезд в дюссельдорфскую клинику был отменен в самый последний момент из-за инфекции, обнаруженной в роговице донорского глаза. Второе «прозрачное бессосудистое образование, в оптическом отношении действующее подобно сильному выпуклому стеклу», немцы сумели подобрать через месяц. Но роговица принадлежала очень старому человеку. Даже в случае самой удачной операции остатки зрения стали бы исчезать с катастрофической быстротой.

     - Конечно же, глаза! – обессилено рухнула в заботливо подставленное кресло Тамара. – Они сейчас скажут, что со зрением Эли ничего сделать нельзя.

     Тамара Владимировна не ошиблась только в одном. Профессор Штарк после выражения скорби и сочувствия очень осторожно повел речь о глазах. Только о глазах другой ее дочери.

     - Осталось еще 50 часов, – объяснял через переводчицу профессор. – Смерть одной вашей дочери дарит уникальную возможность для другой. Надо только успеть все сделать. И успеть сделать все очень правильно.

     Последующие двое суток прошли для Тамары Владимировны, как в угаре. Вначале надо было решиться рассказать все Элечке. Но именно это оказалось не самым сложным. Тяжелейшие испытания проявили в хрупкой красавице не одно только фантастическое мужество. Мама и дочь, как и 19 лет назад, в пору беременности Тамары Владимировны, сделались единым целым. Тамара сразу же ощущала, где, что и как болит у Элечки. Элеонора каким-то невероятным чутьем угадывала мысли, гнетущие Тамару Владимировну.

     - Мы потеряли кого-то очень близкого, мама? – первой спросила забинтованная с ног до головы девушка. – Говори сразу, не бойся, я все выдержу.

     Она действительно выдержала. Потому что научилась одному спасительному средству, не доступному для слабых, изверившихся, озлобившихся, отчаявшихся. Уже через короткое время Эля приказала себе не рыдать и принялась помогать тем, кого посчитала в те жуткие часы куда более уязвимыми.
Даже меня эта чудо-девушка утешала мелодичным своим голоском:

     - Вы там не сильно расстраивайтесь, Сергей Алексеевич. Вы очень правильно сделали, что нам позвонили. Так Юля захотела. Я знаю. Я это и сейчас от нее слышу.

     А маме она сказала мудро и просто:

     - Если все пройдет хорошо, Юля никуда от нас с тобой не денется. У тебя просто срастутся две дочери в одной. Я научусь смотреть на этот мир глазами своей старшей сестры.

     Не раз и не два повторяла Тамара эту фразу уже в Адлере, на той съемной квартире, где жила Юля и куда привезли погибшую в ту жуткую ночь. Мы сидели до рассвета у гроба Юли. Пили втроем водку, не имевшую вкуса и крепости. На Тамару было страшно смотреть. Она не почернела, нет. И даже не потеряла прежней своей красы. Но это была как… фарфоровая кукла с остановившимся взглядом. Жутковатая маска венецианского карнавала. Повторяющая, как заклинание:

     - Эля еще увидит этот мир. Глазами своей сестры.

     Для этого безвестные и хорошо знакомые Тамаре земляки творили просто чудеса. Счет шел на часы. После звонков из Германии даже в выходной день, как по мановению волшебной палочки, в нужное время в нужном месте появлялся транспорт, стремительно находились лучшие сочинские медики, брались из остывающего разбитого тела необходимые анализы, передавались в Германию обнадеживающие результаты, через переводчиков по телефону и факсу шли согласования и консультации, на операционном столе проводилась ювелирно тонкая операция по удалению все еще сохраняющих жизнь роговиц, пилоты нарушали инструкции и принимали на московский борт драгоценные емкости с идеальным донорским материалом...

     В это время господин Штарк лично отбирал из 800 человек своего вышколенного персонала лучших опекунов для этой необыкновенной русской девушки. Семь опытных медсестер, понимающих ее речь, должны были, сменяя друг друга, не отлучаться от Элеоноры ни на секунду.

     Ирина Шмидт, представитель респектабельной фирмы «Винтерхаус», уже много пожертвовавшей на лечение Элеоноры Кондратюк, приехала за Тамарой Владимировной с чертовски дорогими авиабилетами «Франкфурт–Москва–Сочи–Москва–Франкфурт».

     Дата возвращения в них оставалась открытой, потому что в Германии резонно опасались: даже такую невероятно сильную русскую женщину похороны дочери могут подкосить если не окончательно, то надолго.

     - Я понимаю, вам там будет очень и очень трудно, – напутствовал профессор Штарк. – Но я знаю, что вы настоящая Мать. Вы очень хотите заглянуть в живые глаза своей дочери. Поэтому вы не просто передадите эти термосы со специальным раствором моим русским коллегам. Напомните им лично о необходимости строгого соблюдения всех без исключения правил хранения и транспортировки донорского материала. Вплоть до самых незначительных мелочей. Впрочем, фрау Тамара, в таком важном деле мелочей не бывает вообще.

     В ночном «Шереметьеве-2» Тамару Владимировну встречал медик. Некий столичный врач, уже получивший подробную инструкцию из Германии. Он держал круглую металлическую коробку, только что доставленную именно тем самолетом, что через пару часов должен был унести Тамару Владимировну на душераздирающие по своей драматичности похороны.

     Тамара понимала: в стерильной коробке все еще продолжают жить частицы глаз ее погибшей дочери. Это тоже надо было выдержать. И не забыть несколько раз повторить врачу про необходимость срочного, но очень аккуратного перемещения Юлиных роговичек в животворный немецкий раствор.

     Тамара все так и сделала. Но не успела проконтролировать. А врач, чье имя никто даже не запомнил, просто... оставил все как есть. В лучшем случае, по причине недостаточной своей квалификации, он побоялся нарушить стерильность роговиц при их перемещении из одной емкости в другую. В худшем, российский медик элементарно поленился, самонадеянно решив: до клиники в Дюссельдорфе трансплантаты и в старой упаковке доедут.

     Теперь с доскональной точностью все равно ничего не установишь. Вот только одним шокирующим фактом в мировой медицине стало больше. И госпожа Шмидт зря рисковала своей жизнью, на бешеной скорости доставляя заветную коробку из франкфуртского аэропорта в Дюссельдорф. И главные специалисты глазной клиники напрасно ждали донорский материал все воскресенье. Без подпитывающего раствора роговицы сделались окончательно не пригодными к пересадке всего за 40 минут до прибытия в клинику!

    Узнав об этом, профессор Штарк заплакал в своем кабинете. Этот хирург-пластик высочайшего класса так ничего и не смог понять в загадочной стране России. Готовой из кожи вон вылезти и последнее отдать ради попавшей в беду соотечественницы. Но тут же самым нелепым и непоправимым образом отбирающей даже намек на спасение.

     Хотя часть зрения Элеоноре все же вернули. Позднее. С помощью другого, голландского трансплантата. Но к той поре как раз возобновилось дело Гочуа. Того самого, что на пару с Дбаром обливал Элю кислотой. Получив за смертный сей грех три тысячи долларов на двоих.
Чуть позже Дбара настигнет кара. Он будет застрелен в Абхазии при попытке получения выкупа за похищенных им заложников.

     А безнаказанный Гочуа со временем совсем обнаглеет и почти перестанет прятаться. Ведь дело на него давно уже пылилось на полке. Как приостановленное «за нерозыском лица, подозреваемого в совершении преступления».

     Для Гочуа это было равнозначно индульгенции. Основная фигура за решеткой. Шумиха вокруг сочинской трагедии стихает. С розыскников в России давно уже требуют результатов по куда более свежим делам. Так что и сама милиция рассчитывает лишь на «авось». Глядишь, где-нибудь, когда-нибудь и всплывет этот самый Адгур…

     Смириться с подобным нормальному человеку невозможно. Мало рассчитывая на успех, я все же напросился в гости к знакомцу из-под Пицунды. Уговорил его прокатиться по местам боевой «славы» Дбара и Гочуа. Те привыкли к оружию еще в пору грузинско-абхазской войны. У Гочуа, к тому же, брат служит на серьезной должности в МВД самопровозглашенной республики.

     Алик, назовем его так, понимал: это обстоятельство риск только повышает. Но за пару лет до того я спас этого крестьянина, незаконно задержанного, от сочинского ОМОНа. Вернул ему паспорт. И Алик обещал отплатить добром за добро.

     Так что ездили по деревням под видом закупки домашнего вина. Пробовали такую мягкую на вкус и такую убойную тутовую чачу. Вели разговоры «за жизнь». Про политику. Про туманное будущее курортного края, разоренного войной и зависшего в правовом вакууме. Переходили на столь близкие мужикам отцовские темы. Каждый готов был собственными руками придушить извергов, изувечивших девчушку. Но…

     - Ты же понимаешь, мы люди мирные. А у этих уродов всегда автоматы под рукой. Тебя вот выловят однажды. Ты пыток не выдержишь и нас сдашь. Всем тогда не жить.

     Договорились следующим образом. Пусть грамотного и надежного человека попросят или самолично накарябают мне письмецо. Но обязательно анонимное. Тогда при всем желании я «предателя» не назову, потому что не буду его знать.

     Честно говоря, не сильно я поверил коллективному обещанию. Но уже через полмесяца держал в руках оказию на свое имя. В конверте старательным женским почерком было обозначено – 27-летний Адгур Гочуа держит кафе в бывшем Леселидзе, нынешнем Цандрипше. Живет по такому-то адресу…

     Дальнейшее было делом техники. Надо отдать должное Тайгибу Тайгибову. Заместитель начальника Сочинского УВД по следствию к моей наводке отнесся с предельным вниманием. И отреагировал оперативно. Хотя, для правоведов-теоретиков, крайне спорно. Но о какой экстрадиции в установленном Конвенцией порядке могла быть речь? В прокуратуру Грузии запрос посылать? Что она на территории нынешней Абхазии сможет сделать? К абхазцам обращаться? Но где гарантия, что братец Гочуа и здесь себя не проявит?

     В общем, из Цандрипша, находящегося всего в пятнадцати минутах езды от госграницы, сочинская опергруппа Адгура Гочуа элементарно выкрала. Дали в «пятак», оглушили, бросили в машину и скорее домой!

     Но это была только присказка. «Сказка» началась с момента вынесения первого приговора. Тем, кто только орудие преступления приобретал и к месту происшествия подвозил – семь полновесных лет. Строгого режима. А исполнителю – на два года меньше! Песня!

     Присоединил журналистский голосок к прокуратуре, вынесшей протест. Попытался поднять шум на всю страну. Раскрутив версию про большие деньги, которые, по сведениям надежных источников, были привезены родственниками Гочуа в Лазаревское сразу после продажи двух угнанных из Сочи автомобилей за пару дней до скандального приговора.

     Решение председателя Лазаревского райсуда Бацуева за неправомерной мягкостью отменили. Но его подчиненный после многомесячной проволочки... оставил исполнителю бесчеловечного «заказа» прежние пять лет. Добавив, правда, еще шесть. Месяцев!

     Уже не пишу, кричу в самых разных газетах. Прежде всего, в «Новой» и в «Сочи», конечно. До какого же, мол, уровня продажности докатилась наша Фемида?

     Новая волокита. Дополнительное, вроде бы как и расследование в милицейском управлении. Потом дело пылится еще несколько месяцев без всякого движения в Лазаревском райсуде.
     Такое ощущение, что там все надеялись: может, эта назойливая пресса замолкнет? Не получилось. Восьми лет колонии для Гочуа все же удалось добиться. Но какой ценой! За это время ваш покорный слуга получил несколько угроз убийством с явным «абхазским» следом. А Эля, потрясенная столь странным отношением Фемиды к ее палачу, потеряла зрение вторично.

     После покушения, уже в Германии, удалос, наконец-то, навестить Кондратюков в Мюнхене. Деньги у них заканчивались. Прежние спонсоры – низкий им поклон за многолетнюю помощь! – дальнейшее финансирование лечения посчитали для себя невозможным. Будущее казалось мрачным.

     Чувствовалось, Эля на пределе. Огромных трудов стоило ее уговорить дать интервью «Штерну».
157.13 КБ
     Этот солидный журнал первым откликнулся на обращения к немецким коллегам.

     Еще сложнее было уговорить Элю сфотографироваться хотя бы в профиль.

     - Зачем людям видеть, какая я теперь? – повторяла сквозь слезы изувеченная красавица. – Пусть помнят меня прежней!

     - Но тогда мы не поднимем новую волну сострадания. Не поступят новые пожертвования. Один раз увидеть всегда лучше, чем десятки раз прочитать, – мягко настаивал журналист Ведемайер, хорошо изучивший психологию своего читателя.

     Статья «Девушка и мафия» все же появилась. Деньги в новый, теперь уже немецкий, фонд помощи Эле Кондратюк потекли. Накопилось около десяти тысяч евро.

     Главную проблему такая мизерная сумма решить никак не могла. На все операции по зрению и восстановлению внешности требовалось гораздо больше.

     Только, похоже, Эле не хотелось уже ничего. Протест вызвала даже крохотная моя заметушечка в «Новой» ппро собранные иностранцами деньги, в то время как Россия-мачеха позабыла о своей измученной страданиями доченьке.

     - Не надо больше обо мне вообще ничего писать, Сергей Алексеевич! – потребовала Эля.

     Отказалась она и от помощи крупнейшего западноевропейского телеконцерна «Про Зибен». Хотя уговорить их подключиться стоило немалых трудов. Намечалась очень перспективная акция. Документальный фильм с обращением к телезрителям Западной Европы помочь сочинской великомученице. Такой проект в отзывчивом на беду обществе мог вполне принести необходимую на дальнейшее лечение сумму.

     Однако Берндту Лизерту было сообщено: всеми правами на телесъемку Элеоноры обладает Первый канал России. И по любым вопросам, связанным с Элей, немецкие телевизионщики обязаны обращаться в Останкино.

     Обескураженный журналист еще раз наведался тогда еще в любекское наше убежище и попросил связать его с коллективом передачи «Экстренный вызов». Договорились, вроде бы, о продаже коротенького давнего фильма про Элеонору. За какие-то очень крутые деньги.

     Вслед за этим по электронной почте пришло такое вот предложение:

     - Здравствуйте Сергей! Меня зовут Евгения Резван, я руководитель пресс-службы телекомпании «Останкино». Наш Генеральный директор – Алексей Пиманов, ведущий «Человек и закон» и «Кремль, 9».

     С интересом читала ваши публикации в «Новой газете», посвященные Эле Кондратюк. Насколько я понимаю, вы разрабатываете эту тему давно. Также как и наша телекомпания. Дело в том, что вся эта печальная история волнует нас уже несколько лет, с самого начала...

     ...Суть моего письма к вам – это предложение объединить усилия и в помощи Элеоноре, и, может быть, даже в том, чтобы правосудие по этому делу наконец свершилось в полном объеме.
Пока не совсем представляю, в какой форме это может быть, но давайте вместе подумаем, если, конечно, это предложение вам в принципе интересно и вы считаете такую консолидацию эффективной.
С вашего позволения позвоню вам завтра…

     Обрадовался я тогда страшно. Немедленно сам вышел на связь. Рассказал про неожиданные проблемы у наших потенциальных немецких партнеров. И про то, какие перспективы сулит для Элеоноры Кондратюк совместная немецко-российской телевизионная акция.

     - Ведь монополии на помощь в беде не бывает, не правда ли? И конкуренция в святом деле кощунственна, – особо подчеркивал я. И затем честно предупредил: господина Пиманова лично я к числу положительных героев не отношу. Прикрывая личную охрану Путина, на отдыхе избившую немало сочинцев просто так, по-пьянке, пимановский ЧиЗ обозвал мои публикации в защиту пострадавших эдаким "бандитским прикрытием за большие деньги".

     Это была ошибка. Обещанного ответа так и не последовало. И Берндту «Останкино» фильм про Элю продавать передумало.

     На таком вот недопонимании и расстались. Тамара увезла Элю в Сочи. Я обескуражено развел руками перед немцами…

     То и дело продолжают приходить от российских телевизионщиков запросы: "Не поможете связаться с Элей?" Не помогу. Элеонора нынешнее наше ТВ не просто ненавидит. Она его презирает. И на помощь от СМИ больше уже не рассчитывает. Умоляя упоминать о ней как можно реже.

Но к такой дате и в ЖЖ все же рискну.

С ДНЕМ РОЖДЕНИЯ, ЭЛЕОНОРА!

Версия для печати

 

        Гостевая

 



 sundry, все права защищены.  

Работает на: Amiro CMS